Участь свою не выбирали

Малиновский Борис Николаевич

Через 22 года после войны он узнал, что за этот подвиг награжден орденом Красного Знамени. Василий Николаевич прошел всю войну. В бою под Кенигсбергом получил тяжелое ранение в лоб, несколько месяцев лежал в госпитале без сознания… Об этом бое он рассказал мне сам на встрече ветеранов дивизии в Мозыре в 1979 году.

Награды 1941 года! Ко многим они приходили посмертно, других находили через много лет. Кроме Василия Николаевича школьники Минска нашли еще четырех награжденных (тоже не знавших об этом) ветеранов дивизии.

Командира 1-й батареи 84-го легкого артиллерийского полка лейтенанта-комсомольца Виктора Эрнестовича Шомоди за бой в районе реки

Березина наградили орденом Красного Знамени. Его батарея стояла на прямой наводке прямо против моста через реку, который немцы безуспешно пытались захватить в течение 1 и 2 июня. "Стрельба велась осколочными гранатами вперемежку со шрапнелью по плотным массам непрерывно атаковавших мост гитлеровцев с расстояния 150-200 метров,- вспоминает Шомоди в одном из писем ко мне. – Огонь был настолько интенсивным, что к орудийным стволам невозможно было притронуться голой рукой, а река была буквально завалена трупами и покраснела от вражеской крови. 2 июля во второй половине дня враги нашли в нескольких километрах севернее брод и бросили туда свои танки. Создавалась реальная угроза выхода их в наш тыл. Тогда командир полка майор Воропаев приказал снять первую батарею с позиции, переместиться к броду и любой ценой не допустить врага на восточный берег реки. Артиллеристы успели как раз вовремя: когда батарея на карьере выскочила к реке, один танк противника уже подходил к нашему берегу, один был примерно посередине реки, а третий собирался входить в воду. Остальные были на опушке леса, который подходил почти к берегу реки. Выскочив к реке, батарея с ходу развернулась, мгновенно открыла огонь по переправлявшимся танкам и поразила их первыми же выстрелами. Затем огонь перенесен был на танки, скопившиеся на берегу. Враги были, по-видимому, настолько ошарашены неожиданным появлением батареи и гибелью части своих танков, что, сделав по батарее несколько безрезультатных выстрелов, отошли в глубь леса и в тот день уже не пытались воспользоваться бродом".

Виктор Эрнестович прошел вето войну. После 55-й СД воевал в других частях, был награжден орденами Ленина, Александра Невского, двумя орденами Красного Знамени и многими медалями. Пройдя от Сталинграда до Берлина, он стал к концу войны командиром полка. В послевоенное время вырос до начальника ракетных войск и артиллерии округа, получил звание генерала и был награжден третьим орденом Красного Знамени, орденом "За службу Родине в Вооруженных Силах СССР" III степени и четырнадцатью медалями, в том числе четырьмя иностранными. Сейчас он в отставке, живет в Минске, активно участвует в военно-патриотической работе.

Я написал так подробно о действиях 1-й батареи и ее командира потому, что в конце войны, в боях под Ригой, стал командовать этой батареей.

За зиму 1942 года дивизия была заново сформирована и отправлена на Северо-Западный фронт. В ее полках, как я уже писал, не оказалось ни одного человека из старого состава. Немногие, оставшиеся в живых и вынесшие с последнего поля боя знамя дивизии, были отправлены в другие части.

На болоте Сучан в мае 1942 года началась дальнейшая многотрудная обратная дорога дивизии к западной границе, на белорусскую землю, которую она так самоотверженно защищала трагическим летом сорок первого.

"Освободители наши!"

Мое вторичное пребывание в госпитале заканчивалось. Оставалось каких-то две-три недели. Выписывавшихся из госпиталя офицеров направляли в резерв фронта,

а нашей троице хотелось возвратиться в свои части. Стали обдумывать, как это сделать. Обе дивизии – моя и капитана-артиллериста, судя по письмам, которые мы получали, находились под Брестом, на отдыхе. Найти их было легко. У танкиста родители жили в Шепетовском районе, недалеко от одной из железнодорожных станций по дороге на Брест. Он сагитировал нас заехать к нему домой.

Втроем мы пошли к доктору – молодой женщине – и попросили выписать нас досрочно, с направлением в свои части. Врач не соглашалась. Но мы уговорили ее, сказав, что по дороге есть госпитали, и мы найдем возможность делать перевязки. Летчика с нами не было. Он выписался за несколько дней до этого.

Как всякий выздоравливающий, я испытывал чувство признательности к человеку, столько раз подходившему к моей койке, осторожно осматривавшему мои раны в перевязочной… Хотелось сказать что-то теплое и приятное. Перед отъездом подошел к врачу:

– Благодарю вас, доктор, – сказал я,- и не только от себя. Мои родители – будь они здесь – тоже сказали бы вам большое спасибо!

Врач посмотрела на меня и спросила:

– Вы один у них?

– Есть еще сестра, а старший брат погиб. Родители очень переживают за меня…

– Что же вы раньше-то молчали! – с искренним сожалением сказала врач. – Начальник госпиталя мог бы дать вам двухнедельный отпуск!

Сначала я очень расстроился. А потом подумал: может, так и лучше. Отцу с матерью провожать меня снова на фронт будет куда тяжелее, чем тогда, в сорок первом…

До села, где жил танкист, мы добрались без происшествий. Вышли на какой-то станции, подсели в крестьянскую повозку и километров десять ехали полевой дорогой.

Отца у танкиста не было. Встретила мать. Она прямо обезумела от радости. В селе были одни женщины, глубокие старики, да несколько калек, вернувшихся с войны. Все взрослые мужчины находились в армии. Молодые парни и часть девушек были вывезены в Германию. Не село – сплошная кровоточащая рана… Мать танкиста не знала, чем нас накормить-напоить! Я впервые здесь попробовал свежие огурцы с медом! Здорово!

На нашу беду, у танкиста было полсела родственников. В первый день мы переходили из хаты в хату и в жаждой вспоминали то погибших, то угнанных в Германию. Отказаться от самогона, от души налитого в стакан до краев, было нельзя – обиделись бы. К вечеру мы едва доплелись до дома и улеглись прямо во дворе, под большой грушей, на подстилку, предусмотрительно подготовленную хозяйкой.

На второй вечер нас пригласили соседи. Долго сидели за угощением, вспоминая довоенную жизнь. Женщины рассказывали, как обманывали фашистских оккупантов при сдаче продуктов, как гитлеровцы панически убегали при наступлении наших войск. Когда стали расходиться, хозяйка предложила одному из нас оставаться ночевать у нее в доме. Голова моя раскалывалась от самогонки и долгих разговоров за столом. Хотелось одного: побыстрее лечь спать, и я согласился.

Как только ушли гости, хозяйка постелила мне постель в отдельной комнате. Пройдя туда, я снял одежду, потушил огонь и лег в кровать. Уже засыпая, услышал, как скрипнула дверь. В комнату вошла дочь хозяйки, разделась и молча легла рядом. От неожиданности я замер. В памяти всплыли рассказы танкиста о простоте отношений девчат и парней в их деревне: если парень понравился, говорил танкист, девушка может и в постель его пригласить, но это еще ничего не значит – полежат вместе, и только. Вспомнились взгляды девушки в мою сторону за столом.