Участковый
Шрифт:
Он ни капли не боялся, не паниковал – с чего бы деревенскому парню паниковать в таком лесу, где под ногами асфальт, а ближайшее жилье – буквально в нескольких километрах? Он в людном городе освоился, вступительные экзамены в институт сдал, первый курс с успехом окончил – а тут всего лишь тайга! Леса – они везде одинаковы, он у себя на родине в такую даль заходил, в такие дебри залазил, что ух! А тут – ну, подумаешь, десяток лишних километров протопал! Так ведь не по собственной вине – это шофер его с толку сбил.
Все настойчивее хвойный дух взялись перебивать посторонние ароматы – печным дымом запахло, соляркой, скотом. Смирившись с тем, что, по всей видимости, круг получился больше, чем изначально предполагалось, Ванька принялся соображать, какой населенный
Так, размышляя и мурлыча под нос что-то про горбушку и лавину ветра, Ванька дошел до того места, где дорога забирала влево, а не вправо, как помнилось. По обе стороны открылось пространство, засеянное пшеницей. Далеко-далеко сияла на ярком солнце выгнутая металлическая крыша то ли амбара, то ли ангара. Ни колосящихся полей, ни блескучих строений вдоль дороги Ванька не помнил – это факт. Однако и то, и другое делало его еще на пару шагов ближе к цивилизации. Вот доберется он до ангара и спросит, куда его занесло. Вероятнее всего, в этих местах две трассы районного значения проходят близко друг к другу. Нужно было выйти на одну, а он случайно выбрался на другую. Делов-то! Ну, придется, видимо, все-таки дождаться рейсового автобуса, доехать до райцентра, там пересесть на другой автобус, в сторону Кривой сосны… Да, целый день пропал, но ведь не зря! Уезжал он из лагеря утром рыжим «ботаником», а к вечеру вернется гангстером Белым с наколками на плечах.
Два мужика шли по обочине навстречу. Издалека начав приветливо улыбаться, Ванька с любопытством разглядывал их. Один высокий и тощий, пожилой уже, но в резиновых кедах и белой футболке с эмблемой «Динамо». Другой – кряжистый, коротконогий, с цыганской бородой и в расстегнутом пиджаке, под которым – ни майки, ни рубашки, один только волосатый торс. Конечно, в этих местах, возможно, и принято так ходить, но Ванька не одобрял неопрятности и несоответствия в одежде. Если ты уже вышел на пенсию – какие могут быть кеды? Нужно носить что-то менее легкомысленное и более достойное, соответствующее статусу заслуженного работника, ветерана. А пиджак предполагает хорошо отглаженные брюки и рубашку – как можно его на голое тело надевать?! Неправильно, по Ванькиному мнению, одетая парочка медленно приближалась, оба смотрели прямо, но Ваньку, казалось, не видели, будто за спиной у него было что-то более интересное. А что там могло быть, кроме дороги и тайги? Хоть и вперед они оба глядели, но глядели тоже по-разному. «Цыган» – возбужденно и нетерпеливо, а «пенсионер» – спокойно, едва ли не прикрыв глаза. Шагов за двадцать Ванька громко с ними поздоровался:
– Добренького денечка, уважаемые товарищи местные жители! Имею я сурьезную трудность в определении, так сказать, конкретной точки своего нынешнего положения…
Ни единый мускул не дрогнул на лице у пожилого: как шел вперед, как смотрел прямо – так и продолжал идти, даже на миллиметр не сдвинув глаза в Ванькину сторону. Низкорослый здоровяк, наоборот, засуетился, заволновался еще больше, начальственно замахал на Ваньку руками – дескать, брысь отседова!
От неожиданности и растерянности Ванька только шире заулыбался и начал заново:
– Я грю – заплутал я! Я грю – не соизволите ли быть, если можно так выразиться, любезны, товарищи мужики…
За три шага «цыган» вдруг выскочил вперед и одним движением буквально смахнул Ваньку с обочины в кювет. Кувыркнувшись в воздухе, Ванька приземлился на копчик и взвыл, но уже через секунду подхватился, вскочил на ноги, сжав кулаки, развернулся. «Спортсмен» как шел – так и продолжал идти. Ну конечно,
– Эй, вы! – завопил Ванька и полез обратно на обочину.
«Цыган» обернулся, оскалился и вынул из внутреннего кармана пиджака здоровенный тесак.
– Сиди там, говно!
Ванька опешил. Тесак замер буквально в полуметре от его носа, он так ярко блестел на солнце, он казался таким огромным и острым… Потом оружие исчезло – это «цыган» двинулся дальше, догонять своего спутника в кедах.
Ванька, все еще стоя на дне кювета, а руками держась за чахлую травку на обочине трассы, потаращился перед собой, хлюпнул носом и длинно выдохнул. Вот ничего себе! Спросил, называется, дорогу…
А потом что-то случилось. «Да какого черта?! – подумалось Ваньке. – Разве я что-то нехорошее сделал, что они со мною – вот так? Разве я их чем-то обидел, задел, проявил неуважение? Или таперича в Советском Союзе по обочине пройтись нельзя, вопрос задать нельзя? Неужели без мордобоя и тесака – никак?» Еще год назад Ванька потосковал бы, да и пошел себе дальше. Еще месяц назад… да что там?! – еще сутки назад он нашел бы массу аргументов, почему не следует конфликтовать с местными на их территории, почему лучше смолчать, если тебе угрожают ножом. Но теперь все изменилось, теперь Ванька был благородным гангстером Белым, на его плечах шипели и извивались ядовитые змеи, и его ярость и жажда справедливости требовали выхода. Не глядя уцепив в кювете корягу, Ванька буквально на четвереньках выполз на обочину, сделал шаг, другой, затем, замахнувшись корягой, разогнался и окликнул обидчика. «Цыган», не успевший даже убрать тесак в карман, развернулся всем кряжистым корпусом, взметнулись полы пиджака, скрипнула под подковками сапог сухая пыль – а потом Ванька ударил, ударил тяжело, жестоко, наверняка. Что-то хрустнуло – то ли коряга, то ли рука «цыгана», взвизгнул, проехался с искрами по асфальту нож, пахнуло в лицо чужим потом и страхом, а затем бородач заорал – тонко и жутко. Не сбавляя скорости, Ванька набычился и со всей дури приложился плечом, целя в спину, обтянутую белоснежной футболкой «Динамо». «Спортсмен» от удара перегнулся в поясе и засеменил, пытаясь удержать равновесие, и тут Ванька добавил ему корягой по хребту. Сзади, подвывая, матерился один, под ногами валялся второй – месть свершилась! На ходу отряхивая ладони, благородный гангстер нырнул в придорожные кусты.
Как он добрался до райцентра, как оттуда доехал до лагеря – Ванька не смог бы объяснить даже под пытками. Минут через десять-пятнадцать после драки наступил «отходняк», руки затряслись, в голове затуманилось. Было страшно, что догонят, что устроят облаву, а потом и расправу. Было страшно, что сообщат в милицию, и та перехватит в райцентре или будет дожидаться в лагере. Было страшно, что самостоятельно дороги ему не найти, а спрашивать у кого-то снова… А еще было страшно, что удар по хребту «спортсмена» мог оказаться слишком сильным, неоправданно сильным.
Остаток июля и почти весь август Ванька вкалывал как проклятый, носу из лагеря ни разу не высунул – ни в райцентр, ни на танцы. Зачем лишний раз светиться? Береженого Бог бережет, как выражается мама. И оставалось-то до конца всего ничего – буквально неделю протянуть до отъезда! А там – прощай, тайга, Сибирь-матушка, здравствуй, славный город Куйбышев, родная общага, родной институт! И забудется липкий страх, останутся в прошлом сомнения и неизвестность.
Не вышло. Аккурат за неделю до окончания сроков комсомольской путевки в лагерь приехал следователь из райотдела. Искал он белого, как одуванчик, студента. Ванька посидел немного в палатке в нелепой надежде на то, что свои не сдадут, а потом встряхнулся, помотал головой – да что это с ним?! Провинился – отвечай! Да, конечно, за драку могут исключить из комсомола, могут даже из института отчислить, но если следователь нормальный, если Ваньке удастся объяснить ему, как обстояло дело…