Участник Великого Сибирского Ледяного похода. Биографические записки
Шрифт:
То, чего не любит герой, очень похоже на места, где находился в бессрочной ссылке отец Грина и где родился и рос писатель. Напоминают они и край, куда ссылали его самого. Через созданный им образ он выражает собственные чувства.
Герой рассказывает, как подействовала на него картинка «Горные пастухи в Андах», и объясняет: «Невыразимая тоска овладела мной, как будто чудесной силой был вырван я и брошен из этих мест, полных красоты, величия и свободы, в рабство и нищету». Вести жизнь чиновника значило для него жить в рабстве и в нищете общения, в духовной нищете. И он оказался в плену своего желания быть там, куда потянуло его всей
Грин выделяет названием «Разрыв» главку, посвящённую тому, как Пётр Шильдеров вырвался из России. Тёплым июльским вечером он сидел у ворот своего дома на лавочке, напротив возвышалось здание исправительного заведения, из его решетчатых окон пахло кислой капустой и кашей. Жители улицы, которая зовётся Косой улицей, сидели на лавочках и «грызли в идиллическом настроении семечки». Арестанты в здании напротив запели «Отче наш». «Торжественные звуки молитвенного пения создавали в тишине вечера настроение благости и покоя».
Когда пение окончилось и раздались зычные выкрики надзирателей, нервный трепет овладел героем, он увидел, что «свободен, ничем не связан и волен распоряжаться собой». Он пошёл из дома, зная, что уже не возвратится. Через границу, по его словам, он перебрался удачно, хотя и слышал, как свистят выпущенные из винтовок пули.
Он помнит долгие дни голода, ночлеги в трущобах и под открытым небом, томительные пешие переходы в знойные дни, полицейские участки, случайную работу на виноградниках. «Все это мне мило и радостно», – говорит он. Ему открылась славная даль морей, довелось услышать, как звенит летний прибой, гудит мистраль. Он побыл матросом, вместе с неграми в сырых лесах добывал каучук; заболев лихорадкой, «умирал, но не умер». И, наконец, оказался в Андах среди людей, которые были охотниками, пастухами, их костюмы «состояли из полосатых шерстяных одеял, перекинутых через плечо», «сорочек из бумажной ткани, широких поясов и брюк, обшитых во всю длину бахромчатыми лампасами из перьев или конского волоса». У некоторых висели на бедре в кобурах револьверы, у других – старинные пистолеты. И сам герой, сообщает рассказчик, «был в пестрой грубой одежде, вооружен
короткоствольным штуцером».
Свою историю он закончил словами:
«Простите, дорогой – не соотечественник, дорогой иностранец, – прошло десять лет».
Эта фраза подчёркивает разрыв героя с русскими, они для него иностранцы. Грин ещё более усиливает данность словами рассказчика: «мой удивительный собеседник, «русский», – или как было его назвать теперь?» смотрел на знакомую девушку из местных.
Она назвала его Диас. Теперь и рассказчик называет бывшего Петра Шильдерова этим именем. Он задаёт ему обдуманный вопрос:
«– Как вы чувствуете себя в этой стране?
– Очень хорошо и приятно».
Его история, говорит Грин словами рассказчика – «глубоко-человеческая повесть об одной из немногих побед, побед блестящих и бескорыстных». Победа – то, что он перестал быть русским, став «здешним» в Андах. Рассказчик говорит: «Диас есть Диас. Никакими усилиями воображения не мог я представить его русским, но, может быть, и не был он им, принадлежа от рождения к загадочной орлиной расе, чья родина – в них самих, способных на все».
Победа Диаса бескорыстна, ибо он – не искатель золота. Он сделался нерусским ради трудной, полной риска жизни среди скал и ущелий – жизни бедняка, но бедняка свободного. Грин произносит устами рассказчика:
«Я
Сопоставим это со словами: «Разнообразие земных форм вместо глухой русской равнины казалось мне издавна законным достоянием всякого, желающего видеть так, а не иначе».
Добавив к этому описание города, откуда ушёл Пётр Шильдеров (который, может быть, и не был русским, как и сам Грин), мы видим выраженное напрямую, без обиняков, отношение к России. Дав образом своего героя, порвавшего с ней, пример, Грин словно показал на фасаде своего творчества её и его Шильдер / Schilder – вывески. Здесь объяснение, почему писатель творчески вырывался из России, создавая свой нерусский мир. Будучи русским, быть тем, кто умножает везде жизнь и трепет борьбы, по Грину, невозможно. Он настойчиво заостряет внимание читателя на том, что Пётр Шильдеров стал нерусским Диасом.
Прочитайте весь шеститомник Грина – ни одного сильного русского характера, ни одного привлекательного русского вы не найдёте.
Зурбаганский стрелок. Создание Аспера
Однажды (в семидесятые годы) говоря с отцом о Грине, я заметил, что не может быть по достоинству оценён его рассказ «Зурбаганский стрелок». Группа людей с винтовками остановила в ущелье целую армию и спасла город, куда она двигалась, не ради построения великого будущего, не для освобождения угнетённых или чего-то подобного. Горстка людей желала доказать и доказала, что она сильнее превосходящей их в несчётное число раз силы. Александр Грин утверждал свободный от какой-либо власти, от какого-либо долга индивидуальный героизм, воспевал дерзания независимой личности.
Надо сказать то, что до сего дня не сказано о рассказе Грина «Создание Аспера». Для героя этого произведения жизнь и собственная смерть – искусство. Он создаёт образы, добиваясь, чтобы массовое сознание воспринимало их как реальных живых людей. В очаровании тайны читаешь о «Даме под вуалью», которая появлялась в приёмных прокурора, министра юстиции, военного министра, инспектора полиции, обещая сделать сенсационные разоблачения. Дама каждый раз скрывалась, не дожидаясь приёма. О ней возникали шокирующие предположения, в ней олицетворялись подкуп, разврат, интрига, происки партий, трусость и предательство. Утверждали, что она – «морганатическая супруга принца В».
И вот итог ажиотажа публики: остановились на том, что она не кто иная, как «Марианна Чен – символ всего темного, что есть в каждом запутанном и грозном для множества людей деле», – поведал создатель таинственной дамы.
А второе его создание – поэт-самородок Теклин? «В редакциях стал появляться застенчивый деревенский гигант, предлагая приличные для необразованного человека стихи; на него обратили внимание, а через год он писал уже значительно лучше». Мы проникаемся жизнью этого человека, узнавая его вкусы, следуя за его переездами из края в край.