Участник Великого Сибирского Ледяного похода. Биографические записки

Гергенрёдер Игорь Алексеевич

В телеграмме от 8 ноября 1914 президенту Франции Пуанкаре посол отчитался о своём разговоре с Николаем II о территориях: по Германии – присоединение к Российской империи Восточной Пруссии, Познани и польской Силезии; по Австрии – присоединение к России Галиции и Буковины.

Вскоре Николай II заговорит и о проливах. То есть заступаясь за Сербию, не забывали и о захватах.

Обман народа

Мы с отцом говорили о том, почему публика пылко приветствовала начало войны с

Германией, тогда как ничего подобного не было при известии о войне с Японией. Не в том ли дело, что русские ненавидели нас, «внутренних» немцев? По тому, что семья Гергенредеров в уездном городе Кузнецке не испытывала неприязни к себе, наверное, нельзя судить о настроении в столицах.

«Ненависть к немцам возбуждалась сверху, – вспоминал мой отец. – Верхи через служившую им печать разожгли военный психоз».

Вот открытка (представил Сева Пежемский) с подписью: День объявления войны государем императором, 20 июля 1914 года, в Зимнем дворце. Репродукция открытки, СПб.,1914 https://ok-inform.ru/obshchestvo/history/10897-patrioticheskij-pod-em-peterburg-1914-j.html

Огромная толпа собралась в Санкт-Петербурге перед Зимним дворцом 20 июля (2 августа по новому стилю). Николай II выступил с балкона с речью, толпа пала на колени.

Татьяна Боткина, дочь личного врача царя, записала, что толпы проникали «на дворцовую лестницу. В первых рядах держали огромные портреты царствующих особ». Царь «выходит к собравшимся в зале. Он подхватывает старую формулу, с которой еще в 1812 году Александр I обращался к российскому воинству: «Сражаться с мечом в руке и с крестом в сердце».

Николай II повторяет слова Александра I, которые тот произнёс во время нашествия Наполеона: «Я никогда не подпишу мира, пока хоть один вражеский солдат будет попирать русскую землю!»

При Александре I в 1812 году русскую землю попирало шестьсот тысяч наполеоновских солдат, и можно понять, почему война была названа Отечественной. 2 августа 1914 года на русскую землю не вступил ни один вражеский солдат. Это русские солдаты перешли германскую границу 17 августа.

Царь воспользовался фразой Александра I для утверждения лжи, будто Германия напала на Россию так же, как на неё некогда напал Наполеон. Эту ложь принялись укоренять в сознании народа обозначениями «Великая народная война» и «Вторая Отечественная война». Большинство населения поняло так, что немецкие войска идут по их родной земле.

Бывший председатель Совета министров Витте, по свидетельству французского посла Палеолога, заявил: «Это война – безумие!» Затем предложил, в частности, поговорить «о выгодах и преимуществах, которые нам может принести война. Чего можно от нее ожидать? Расширения территории? Боже милостивый! Разве империя Его Величества недостаточно велика? Разве у нас нет в Сибири, Туркестане, на Кавказе и в самой России огромных пространств, которые еще предстоит открыть?» Заключил Витте словами: «Лучше помолчу о том, что нас ждет в случае нашего поражения… Мой практический вывод таков: нам следует как можно быстрее покончить с этой дурацкой авантюрой».

Когда 28 февраля 1915 Витте умер от менингита,

Николай II записал по этому поводу в дневнике: «Смерть графа Витте была для меня глубоким облегчением». Царь назвал «знаком Божьим» смерть того, кто призывал его прекратить войну, предупреждая, к чему она приведёт.

Григорий Распутин, узнав в родном сибирском селе о подготовке к войне, послал царю телеграмму: «С войной придет конец России и тебя самого, и ты потеряешь всех до последнего человека».

У кого слёзы, у кого восторг

В Высочайшем указе о мобилизации сказано: «поставить в войска лошадей, повозки и упряжь от населения в количестве, потребном для укомплектования частей». Об исполнении пишет участник Первой мировой войны Иосиф Ильин в дневнике «Скитания русского офицера»:

«Слезы навертываются на глаза при виде, как крестьяне некоторые отдают последнюю лошадь». Действительно, весёлого мало:

«Выходит баба. Муж мобилизован, теперь отдает лошадь. Неумело нукает, дергает лошаденку и тупо смотрит.

– Взята!

Баба передает лошадь солдату, мнется, смотрит на комиссию и говорит:

– Васькой зовут, Васькой, барин, не забудьте!»

Кто-то расстроен, растроган, а кто-то в подъёме бодрого чувства. Историк российской журналистики Михаил Константинович Лемке, который во время войны будет служить в царской ставке, оставил записи о военном психозе в Петербурге, который вскоре будет переименован в Петроград. Нимало не смущённый своим немецким происхождением, своей немецкой фамилией, Лемке пишет, что народ «рад свести счеты с немцем, которого давно ненавидит; именно народ знал его всегда с самой неприглядной стороны как управляющих имениями или помещичьих приказчиков, мастеров и администраторов на фабриках и т.п. Еще со времен крепостного права, когда немцы-управляющие угнетали крестьян, ненависть эта таится, а временами и обстоятельствами то росла, то проявлялась».

Обратим внимание: крестьян, оказывается, угнетали управляющие, а не господа владельцы. Но это частность. Главное – сказано о давней ненависти к «внутренним» немцам.

Немцы в Российской империи

О месте немцев в Российской империи я пишу в моём романе «Донесённое от обиженных» http://www.belousenko.com/books/Hergenroether/hergenroether_donesennoje.htm

и в статье «Антинормандская Великорось» http://samlib.ru/editors/g/gergenreder_igorx_alekseewich/antinorm.shtml

Привожу высказанное А.И.Герценом в статье «Русские немцы и немецкие русские»:

«Не знаю, каковы были шведские немцы, приходившие за тысячу лет тому назад в Новгород. Но новые немцы, особенно идущие царить и владеть нами из остзейских провинций, после того как Шереметев «изрядно повоевал Лифлянды», похожи друг на друга, как родные братья».

Раздражение Герцена, чья мать, между прочим, была немкой из Германии, усиливается, по мере того как он углубляется в задевающую русское самолюбие тему: