Ночью травим «дедам», как «бемсы» перегоняли и как я чуть боксы без ворот не оставил. Хлопает входная дверь, дневальный на тумбочке рефлекторно подбирается, и на пороге прорисовывается Кирилов, черпак с первой батареи, сын дипломата, службой
с которым в одном подразделении мы должны гордиться. Да он, похоже, бухой. Чего его к нам принесло? Его не уважают у себя, а уж у нас он вообще никто. Дежурным стоит молодой, и Кирилов начинает цепляться к нему. Решил в ветерана поиграть. Мы вопросительно смотрим на стариков, все-таки они в батарее хозяева. Прочитав в глазах вопрос, Арапов чуть кивает, тем самым давая добро на любые ответные действия. Через несколько секунд перед Кириловым вырастает Большой.
– Тебе чего надо?
– Съебался на счет три! – блатует потомственный дипломат.
– Сам съебался! – борзеет Большой.
– Что??? Ты че, дядя, припух? Я черпак…
– Ну и пошел на хуй, черпак.
– Ни хера себе, салабоны оборзели. Да я тебя…
Кирилов поднимает свою чахлую клешню, и рядом с Большим возникаем мы с Горелым.
Из темноты одобрительно блестят глазами ветераны. Большой резко толкает дипломата своими мощными вратарскими руками, и тот сильно бьется спиной о стену.
– Ах вы, суки! Да я сейчас черпаков подниму… – И он быстро испаряется за дверью.
– Не ссыте, – успокаивает нас Новак, хотя мы, в общем-то, и не ссым.
Ночью так никто и не появился. Не поднялись почему-то черпаки.
На следующий день в автопарке мы застали
леденящую душу картину. Водитель с автовзвода, сержант Малиновский, решил помочь Вове Макарову обрести уверенность в себе. Малина был уже дедушкой, когда-то начинал свой солдатский путь в нашей батарее, поэтому до сих пор питал добрые чувства к этому подразделению и часто бывал у нас в гостях как в казарме, так и в батарейных боксах. Давно обратив внимание на Вовину непомерную скромность, Малина решил заняться им лично, при этом в воспитании храбрости и уверенности в завтрашнем дне придерживался методов крайне ортодоксальных. С утра он зазвал Вову в автопарк под предлогом необходимой ему помощи и, воспользовавшись отсутствием в боксах техники, ушедшей на показ, загнал туда свою машину. Закупорив ворота, он гонял Володю своим 131-м по огромному помещению. Вова отчаянно метался вдоль серой штукатурки стен, а Малина, разгоняя на форсаже свой трехмостовый агрегат, выхватывал слепящими фарами мечущийся силуэт из полумрака бокса и несся на съежившуюся у стены субстанцию, успевая остановить машину в сантиметрах от обреченного тела. Упираясь мокрыми ладошками в могучий бампер, Вова испускал очередной вздох облегчения, пока сержант втыкал заднюю передачу. В очередной раз прижимая жертву к стене, Малина был абсолютно уверен, что именно в этот момент Вовина душа наполняется существенной порцией храбрости и он наконец-то приобретает уверенность в завтрашнем дне. Хотя наполнению в эти моменты подвергались совсем другие места и совсем другими порциями.