Учебка. Армейский роман
Шрифт:
— Чего ты дуешься, Тищенко — я ведь не виноват, что ты такой бестолковый?! К тебе, кстати, мать приехала и на КПП ждет, — сержант внимательно посмотрел на Игоря, интересуясь реакцией курсанта.
«Вот здорово, а я даже не знал. Только почему этот кретин так злобно смотрит? Сейчас, наверное, заставит докладывать через каждые полчаса и бегать взад-вперед, как идиота!» — с тревогой подумал Игорь. Но все же, несмотря на опасения, что сержант выкинет какую-нибудь свинью, Тищенко не смог скрыть своей радости и расплылся в широкой улыбке.
Сержанту
— Что это ты, Тищенко, так обрадовался? Или ты думаешь, что я тебя просто так на КПП отпущу?! Ну, уж нет! Нашел дурака! Из-за тебя весь взвод в увольнения не ходит, а ты на КПП хочешь?!
«Неужели не пустит?! Вот сволочь!» — подумал Игорь. С лица курсанта мгновенно исчезла улыбка, потому что свирепое выражение глаз Гришневича ни на минуту не позволяло усомниться в том, что сержант сдержит свое слова.
— Хватит уже того, что я разрешил тебе сапоги поменять! — продолжал отчитывать сержант.
«Как бы ни так — мне Яров разрешил, а не ты, скотина!» — возмутился Игорь и обиженно заметил:
— Разве моя мать виновата, что у меня пуговица в увольнении были стерта? Она далеко ехала и хотела меня увидеть.
— Нечего так часто ездить! В армии нянек нет и давно пора понять, что ты уже не маменькин сынок, а курсант учебного подразделения. Хотя какой ты курсант — шланг, да и только! Когда ты, наконец, комиссуешься, а?!
— Я не шланг! А в курсанты я не просился и с родителями я имею право на КПП встретиться! — Игорь поднял голову и упрямо посмотрел на Гришневича.
Униженный и оскорбленный при всем взводе, Тищенко в этот момент больше всего в жизни хотел поднять табуретку и разломать ее на голове сержанта.
— Закрой рот, «душара»!
— Я не «дух» — я «свисток»!
— Член ты задроченный, а не «свисток»! Я сейчас тебе покажу, какие ты имеешь права! Ты у меня, шланг вшивый, в нарядах сгниешь! Я вначале хотел тебя отпустить, а теперь… Теперь…, — Гришневич подлетел к Игорю и хотел заехать курсанту кулаком в челюсть, но потом сдержался и просто швырнул его на пол.
Тищенко тут же вскочил на ноги. Его маленькая, худая фигурка была жалкой в своем упрямстве, но вместе с тем в ней чувствовалось какое-то особенное упорство и просыпающаяся человеческая гордость, загнанная за три месяца службы в самые отдаленные уголки сознания. Это еще больше рассердило Гришневича. Сержант еще раз швырнул Игоря на пол и истерично заорал на всю казарму:
— В нарядах сгниешь! А сейчас бегом получать у Черногурова грабли и метла и на уборку территории! И никакого КПП! Чтобы тебя и близко там не было! Я тебе покажу, как родину любить! А вы что рты раззявили?! Лупьяненко, Гутиковский, Коршун — бегом за ним!
Курсанты давно не видели Гришневича в таком разгневанном состоянии и сразу помчались вслед за Игорем, не желая навлекать грозу на себя.
На лестнице Тищенко остановился и принялся отряхивать хэбэ, покрывшееся при падении пылью. Болел ушибленный локоть левой руки. Но все это можно
— Ну, ты, Тищенко, даешь! Неужели нельзя было с ним помягче разговаривать?! А теперь из-за тебя всему взводу попадет! — с укором сказал Лупьяненко.
— А чего он меня шлангом называет?! Что я ему сделал? А если бы тебя не отпустили на КПП? Ты… Твоя мать в такую даль приехала бы, а тебя бы не отпустили? Ты бы тогда этому идиоту зад лизал?! — едва сдерживая волнение, спрашивал Игорь.
— Ладно — пошли на территорию. Там, может быть, сходишь на КПП, если, конечно, не боишься, — сказал Антон.
— А чего мне бояться? Мне все равно в нарядах гнить! Так что обязательно пойду! — твердо ответил Игорь.
Получив грабли, курсанты отправились на территорию. Участок, который необходимо было очистить от листьев, располагался как раз напротив клуба. Немного поработав граблями, Тищенко взглянул на клубные окна. В самом крайнем он сразу же увидел лицо матери. Она грустно смотрела на сына. Игорь помахал ей рукой. Елена Андреевна, тоже помахала в ответ. Она пыталась что-то сказать Игорю при помощи жестов, но он так ничего и не понял и, виновато пожав плечами, показал рукой на грабли.
Теперь Тищенко работал лишь потому, что не знал, что предпринять. С одной стороны, в клубе его ждала мать, которую он мог видеть через стекло, но не мог поговорить, а с другой, он боялся ослушаться приказа сержанта. «Гришневич почти наверняка проверит, ходил ли я к матери. Может быть, даже сейчас наблюдает за мной из окна. Но не сидеть же здесь сиднем?! Надо, наверное, потихоньку сместиться влево, там нас почти не видно из окна казармы и обойти клуб с другой стороны. А если даже Гришневич и придет, я скажу, что мать показала меня из окна дежурному по части, и он меня позвал. Не мог же я ему отказать. Будь, что будет!» решил Игорь и рассказал о своем плане Лупьяненко.
— Попробуй, хотя ты здорово рискуешь, — вздохнул Антон.
— Надо же начинать понемногу доказывать, что я уже «свисток», а не «дух», — пошутил Игорь, но никто не улыбнулся.
Обогнув клуб, Игорь вошел внутрь.
— Ой, Игорек — это ты?! Здравствуй! — обрадовалась мать.
— Здравствуй, мама!
— А я думаю — куда это ты исчез?! Ведь только что листья под окном убирал. Это у вас задание такое?
— Можно и так сказать.
— Тебя ко мне отпустили?
— Да.
— А почему же ты не сразу пришел?
— Просто ребятам решил немного помочь.
— А… — Елена Андреевна сразу же поверила в то, что сказал ей Игорь.
Возможно, если бы она что-то возразила, Игорь продолжал бы убеждать ее в том, что его отпустили, и дальше, но теперь Тищенко, вспомнив о том, как Гришневич швырял его на пол, не выдержал и пожаловался:
— Никто меня не отпускал! Сержант, скотина, взял и отправил меня вместо КПП листья сгребать!