Учебник рисования
Шрифт:
60 % населения бедствовали — на это в мудрых отчетах своих указывали кремлевские мамки с няньками, на их жаргоне это звучало так: «Стандартная потребительская корзина у 60 % населения остается незаполненной». На эту проклятущую корзину, в принципе, можно было закрыть глаза: ну что, указ нам эта корзина? Свет на ней клином, что ли, сошелся? Подумаешь, корзина у некоторых не заполнена, не хватает им, дуракам, чего-то, сосисок им, может, не положили. Перетопчутся. Пусть с авоськой ходят, если корзину заполнить не могут. Однако другие 18 % населения находились ниже уровня прожиточного минимума, как изящно выражались Фиксов с Зябловым, у 18 % населения потребительская корзина была пуста. В переводе с кремлевского жаргона на обыкновенный русский язык это означало, что 18 % населения, два десятка миллионов
Однако — голодали. В том самом смысле, что жрать было нечего и купить не на что — если из деревни доехать до большого магазина в центре. В магазине-то центральном все было, а вот денег не было. Их вроде бы напечатали предостаточно, так много, что загадочное слово «инфляция» сделалось привычным словом, — а все равно не хватало на всех новеньких цветных бумажек. Не каждому давали подержать эти бумажки. Работают, видать, лентяи мало — так говорили люди капиталистической складки. Однако если 78 % населения — все без исключения — лентяи, то что ж это за народ такой? Может, его, этот ленивый народ, и вовсе вычесть из цивилизованной жизни — удобнее без него? Вероятно, народ попросту недостоин цивилизации — раз он ленив и нелюбопытен? Почему должны мыслящие люди, задача коих неуклонно рваться вперед, почему должны они оборачиваться и смотреть на это скотское население? Можно было понять горестные ламентации Кузина: страдал профессор от варварства в отдельно взятой стране. Наступила пора, когда интеллигентные люди и начальство — стали жить общими, прогрессивными интересами, и лишь какие-то 78 % населения портили благостную картину альянса. Голодают они, видите ли. А — прогрессивно ли это?
И были — были! — основания смотреть на эти пресловутые 78 % недовольно. Ежели изучить вопрос пристально, выяснится, что т. н. народ сам виноват, рассуждали люди умственные.
Среди прочих бесед на эту тему нельзя пропустить без упоминания беседу Бориса Кирилловича Кузина с парламентскими депутатами.
В последние месяцы Кузин стал известен настолько, что сделал полезные знакомства среди парламентских депутатов и министров. Его, идеолога либеральных движений, принимали всюду, кормили, что немаловажно, бесплатно. Люди, окружавшие его теперь, были из тех, что ежедневными решениями и спорами определяли жизнь страны. Так, он коротко сошелся с известным депутатом Середавкиным.
Обнаружились, разумеется, общие знакомые. Вы знаете Юлию Мерцалову? Сколько стиля, и одновременно — ум, ответственность. Газету делает практически одна: Баринов (строго между нами) жуир. Но что за жизнь у женщины, это между нами. Состоит, как теперь говорят, в гражданском браке с художником, посвятила ему жизнь. А у того, представьте, и жена, и другой дом, — вот такой попался человек. Почему не может этот человек сделать выбор? Казалось бы, так же просто, как решить, что лучше: идти в Европу или катиться в Азию. Однако — бывают такие вялые характеры, кстати сказать, и среди депутатов встречаются. Не могут принять решение. Мерцалова переносит эту ситуацию с исключительным достоинством, можно вообразить, чего ей это стоит. Всегда на людях, обязана владеть собой. Никогда не покажет виду: сдержанна, элегантна, в свой мир не пускает. Личность! Не правда ли? Так обсуждали они общих знакомых, и приятно было, что мнения совпадали.
Депутат Середавкин, фигура для русской демократии знаковая, возглавлял комиссию по помилованиям, то есть как бы олицетворял милосердие общества. В частных беседах Середавкин отзывался, однако, об этом самом обществе нелицеприятно. Послушать его, так никакого милосердия в отношении этого общества проявлять не следовало. Кому, как не Середавкину, были известны тайные махинации, негласные договоренности — то, что сопутствует истории развития общества. Насмотрелся Середавкин в кулуарах разного.
Между прочим, Середавкин сообщил следующее. Все эти так называемые проценты голодающих — сплошные подтасовки и мухлеж социологов. Нет никаких голодающих, напротив — провинция цветет.
В ходе беседы профессор и депутат сошлись в следующем.
Помните 96-й год, говорили они, помните выборы? Демократы едва власть не потеряли — дали бы волю народу, скатилось бы общество в коммунизм. Народ хочет в казарму — живут старыми привычками. Легко ли строить демократию в стране, где так много дураков? Их прижали реформами, верно, но ради их же блага! Не время объяснять больному историю болезни — надо срочно дать лекарство. Прогрессистов в России мало — а народа много: всем не растолкуешь. И потом, называя вещи своими именами, интеллигенция берет у народа реванш за годы унижения. Сколько лет народ ее травил — а теперь роли поменялись! Мнения слесаря и доярки спрашивали, чтобы осудить Пастернака и Солженицына, — и те осуждали. И то особенно обидно, подчеркивали профессор и депутат, что интеллигенция много для народа сделала, а народ ее предал. Интеллигенция ведь была адвокатом униженных и оскорбленных в иные годы. Помните Достоевского, а? И Толстого с народниками? Потом случилась революция, мужики пришли к власти, надели погоны и благодарности не проявили — напротив. Власть, конечно, была номенклатурная, но номенклатура-то из народа. Интеллигенция оказалась одинока в варварской стране — и уже должна была защищать себя от народной власти, спасать цивилизацию от варварства. Вот как дело обстоит. А теперь вспомнили про интеллигенцию! Теперь ищут, видите ли, сочувствия! Хватились! Посмотрите, дескать, на наши 78 %! Раньше надо было думать, любезные. Какое понимание теперь между нами возможно?
И сколь же правы были собеседники в трезвом анализе своем!
— И они думают, — язвительно говорил Середавкин, — что я должен им быть благодарен за свое избрание. Вы не представляете, что приходится выслушивать! Мы-де тебя избрали — так изволь делать, что скажем! Интриги, подсиживание! Мол, взятки я беру, законы лоббирую! Эх! Но им до меня уже не добраться
— Что за прелесть этот Середавкин, — говорила жена Кузина, Ирина.
— Человек знает себе цену, — жестко говорил Борис Кириллович, — это качественно иная позиция интеллигента в обществе. Он не зависим теперь от мнения слесаря.
Действительно, от мнения слесаря современный депутат не зависел. Интеллигент стал близок к власти, народу до него не добраться. Раньше, в эпоху советского произвола, интеллигент был в опале, зато теперь упущенное наверстали. И власть нуждается в интеллигенте больше, чем в народе, — поскольку власть хочет западных благ, т. е. того, чего хотел в семидесятые годы интеллигент. Чаянья интеллигенции и власти трогательно совпали — в народе же у тех и других нужда не сильная, поскольку именно народ является воплощением варварской российской истории. Парадоксальным образом новый строй называют демократией, хотя именно народ — лишний в прогрессивной конструкции. Хорошо бы вовсе без него обойтись — но кто нефть качать станет? Эх, автоматизация труда, где ты? Не позволяет пока уровень прогресса вовсе обойтись без этих никчемных беспризорников.
Голодают ли они буквально, или вид только делают, что голодают, но — и люди ответственные уверились в этом — поделом им. А население (те самые злосчастные проценты неудачников) расстраивалось, что не оправдывает упований руководства. И рады бы соответствовать — да как?
И шла жизнь русской провинции своим чередом: тощая, убогая, голодная жизнь. И кривились по деревням, как раньше, серые избы, и мерзли зимой, и пили дрянную водку, и суетились по дворам тощие куры, и выходили бабки к поездам продавать убогий урожай своих огородов. И было их много миллионов — по-прежнему бедных, никому не нужных, никчемных людей. Они сидели по своим убогим углам, смотрели в телевизор и узнавали о победах демократического общества. И если вспоминали о них, то тогда, когда требовалось собрать голоса этих никчемных обитателей пустырей, — нехай проголосуют за свободное развитие и цивилизацию. Ах, так они за коммунистов, отсталые ублюдки!