Ученица чародея
Шрифт:
Ошеломленный Огюстен потёр рукой подбородок, а я продолжила:
– Боюсь, что на вас дурно сказывается выпитое вино.
– Мда, признаюсь, вы меня огорошили такой новостью. Не скрою, я думал о вас, о том странном пробуждении, но поспешно удалившись из-за неловкости ситуации я не помнил, где вас искать.
– Возможно, выпитые четыре бутылки вина напомнили вам дорогу.
Огюстен вскинул на меня удивленные глаза:
– Откуда вы знаете, что их было четыре?
– Вы сами сказали.
Великан всплеснул руками и сокрушенно произнес:
– О
На его лице так явственно выразилось отчаяние, что я не сдержалась и, пытаясь, утешить, положила ему руку на кисть и сказала:
– Ничуть. Я не думаю о вас плохо.
– Правда? – обрадовался Огюстен.
– Я вижу, что вы достойный молодой человек, только… – думая совсем не о вреде для здоровья Огюстена или грехе чревоугодия, а о моем проклятом воздействии на беднягу, добавила на всякий случай: – Я осмелюсь посоветовать вам не пить в таких количествах Монтаньё или Бургундского. Видимо, вы человек тонкой душевной организации.
– Увы, милая мадемуазель, настоящий француз станет пить молоко только, когда коровы начнут доиться вином.
– Я нисколько не хочу разубедить вас в этом, только в заботе о вас…
– Благодарю, мадемуазель!
Он снова проворно подхватил мою кисть и прижался к ней горячими губами. Я тут же отдёрнула ее, потому что за спиной послышался тихий, но злой голос лекаря:
– Вот как! Мсьё изволит любезничать, а кто починит мне ворота?! Кто возместит ущерб?! Кто, я вас спрашиваю?
И тётушкино звонкое:
– Ах, цела!
Я обернулась. Изрядно вымокший лекарь и Моник чуть позади него вопросительно взирали на нас.
Щеки Огюстена залились краской:
– Мсьё… не имею чести знать вашего имени…
– Мсьё Годфруа, – вставил лекарь.
– Вышло досадное недоразумение, которое я обязуюсь исправить.
– Надеюсь на это, иначе мне придется обратиться в полицию.
Огюстен не растерялся и тотчас предложил:
– Я сегодня же приведу бригаду мастеровых и проконтролирую, чтобы все было сделано на лучшем уровне.
– И кто будет за это платить? – скривился лекарь.
– Сударь, все будет сделано за мой счет.
Мсьё Годфруа осклабился:
– Тогда другой разговор. Полагаю, в таком случае мы не будем беспокоить городскую полицию.
– Буду премного благодарен, – вытянулся в струнку Огюстен. – Позвольте откланяться?
– Да, сударь, – снисходительно кивнул лекарь. – Но жду вашего возвращения. И надеюсь, вы не станете больше ломать моё имущество.
Огюстен расшаркался, бросил на меня многозначительный взгляд и стремительно ушёл в дождь.
Моник кинулась ко мне и обняла:
– Ах, девочка моя. Я так испугалась!
Не успел Огюстен скрыться, на ступеньках беседки показался Этьен. Неужели подслушивал и прятался?
– Итак, этот мерзавец будет тут околачиваться весь день? Или два? – мрачно спросил он.
– Уж не хочешь ли ты сам чинить ворота? –
– И вы хотите, чтобы ради этой… мадемуазель «сплошные неприятности» я продолжал скрываться ото всех?
– Таков был уговор.
Этьен задумчиво посмотрел куда-то на потолок.
– Отец, пошли за Софи, пусть принесёт сковороду потяжелее. Или лучше взять наковальню в конюшне.
– Зачем? – не понял мсьё Годфруа.
– Стукнуть меня по голове ещё раз, чтобы не обманывать публику. Поверь, всем будет проще.
Лекарь недовольно сморщил нос, и усы снова пришли в оживление, как щетка, которой елозят по башмакам, чтобы блестели.
– Уволь меня, Этьен, от твоих шуточек. Лучше займи себя чем-нибудь.
И тут Моник вышла в центр, одарила всех примиряющей улыбкой и торжественно объявила:
– Друзья мои, дождь кончился! Надеюсь, и все неприятности на этой благой минуте тоже завершатся.
Этьен пожал плечами, затем перевел на меня выжидающий взгляд, который вдруг стал серьёзным – неужели вспомнил об обещании?
– Хорошо, отец, ты прав. Но раз заняться мне нечем, не позволишь ли тебе помочь? Хотя бы сделать отвар для твоей пациентки, мадемуазель Абели? Я же перед ней в долгу…
– О! Наконец-то слышу разумные слова! Буду рад твоей помощи, – удивился лекарь внезапной перемене настроения в сыне, а мне сказал: – Ты уже, как я посмотрю, оправилась.
– Да, мсьё, – промямлила я.
– Тебе тоже найдется работа, пошли в дом.
Солнце выглянуло из-за тучи, и мы гуськом пошли по выложенной камнем дорожке в особняк.
Глава 15
Моник снова уехала, пообещав наведываться. Она долго-долго наставляла меня, говоря, что девушка должна хорошо выглядеть при любых обстоятельствах, заботиться прежде всего о себе и стараться не доводить себя до такого состояния, в каком она меня застала. Мне не хотелось ее отпускать, и я со всем соглашалась. Выходя из моей комнаты и ступая по лестнице, она принялась толковать о том, что с Этьеном лучше не ссориться, и по возможности вести себя прилично.
– Ах, знала бы ты, девочка, как чудн'o ведут себя мужчины! Порой нам совершенно непонятно, что у них на уме, они пырхаются и злословят, тогда как сами уже твёрдо решили жениться.
Такая тирада вызвала у меня лишь досаду. Я переступила через порог и глянула на лужу у куста жасмина. Да к Этьену в невесты пойдёт только вон та жаба на камне. И то подумает двести сорок восемь тысяч раз. Но я смолчала.
Выходя на крыльцо, Моник издали завидела Огюстена и велела вести себя с ним осторожно, а лучше никак, ибо молодой человек явно странный. Я снова не стала возражать. Потом сама разберусь, кто мне милее. Зачем расстраивать любимую тётушку? Мы в сотый раз расцеловались и обнялись. Уже в воротах Моник покосилась на белокурого великана, ловко заправляющего мастеровыми, обернулась на меня и многозначительно погрозила пальцем.