Учение и жизнь ранней церкви

Холл Стюарт Дж.

Здесь введены тонкие лингвистические нюансы. По традиции говорили: «из двух сущностей» (греч. ek dyo physeon), Флавиан употреблял именно такое выражение в споре с Евтихием. Однако римлянам оно казалось подозрительным, поскольку Диоскор и Евтихий любили фразу «из двух — одна». По этой причине они хотели подчеркнуть двойственность и выразили это как «в Котором признаются две сущности» (греч. en dyophysein gnorizomenori). Дословный перевод этой фразы: «в двух сущностях (или с двумя сущностями) признаваемый», греческий предлог «ей» имеет значение «в, с».

Их союз определяют четыре прилагательных, первые два заимствованы у Феодорита: «несмешанные» (asynchytos)

и «неизмененные» (atreptos), а два другие добавлены, чтобы избежать обвинений в несторианстве: «неразделенные» (adiairetos) и «неотсоединимые» (achoristos). Наконец, приводится мозаика из слов Льва и Кирилла, из которой ясно, что в союзе сохраняются отличительные свойства каждой сущности, но при этом они соединяются в одном Лице, одной Ипостаси. Не два, а один и только один Сын, Единородный, Бог, Слово, Господь, Иисус Христос. Так была принята формулировка, ставшая вселенским образцом правоверия, обязательным для всех под страхом потери сана и отлучения от Церкви.

Ценность Халкидонского вероопределения

Ведущие церкви Египта, Эфиопии, Сирии и Армении до сих пор хранят верность монофизитству (учению о едином естестве) и отвергают решения Халкидонского собора, однако это не умаляет роли его в развитии христианской догматики.

Во–первых, подтверждено «Согласительное исповедание», а с ним — основные принципы антиохийского, александрийского и римского богословия.

Во–вторых, отвергнуты взгляды Евтихия, в частности, что Христос–Бог обладает иным человеческим естеством, чем остальные люди. Признано, что человечество Сына полноценно и единосущно нашему, так что Он во всем, как мы, кроме греха. Примечательно, что вышеупомянутые монофизитские церкви в конце концов тоже предали Евтихия анафеме. Это произошло, когда под руководством одаренного богослова Севера Антиохийского они решили выработать свою догматику. Какими бы ни были их взгляды на другие вопросы, человеческую природу Христа они признавали во всей ее полноте. Обычно же христиане поклоняются Ему как Богу, но избегают разговоров о Его человечестве.

В–третьих, исключены старые ереси, особенно несторианство, поскольку специально оговаривается нераздельность и неотсоединимость двух сущностей. Марию уместно называть «Богородица», ибо у нее лишь один Сын — Он же Бог, Слово, Господь. Идеи Аполлинария исключались, поскольку есть уточнения, что человечество — «тело и мыслящая душа»; а Бог и Человек — «две сущности несмешанные». Ариане и духоборы не принимали соответственно Никейского и Цареградского символов веры, а потому их идеи тоже исключались.

Предпринимались попытки примириться с египетскими монофизитами путем толкования решений Халкидона в духе позднего Кирилла, при этом осуждалось старое антиохийское богословие (в лице Феодора, Феодорита, Ивы). В 553 г. император Юстиниан созвал Пятый Вселенский собор именно чтобы воссоединиться с ними. Все эти усилия оказались тщетны, не удались и более поздние попытки примириться на основе учения о единой воле Христа (монофелитская ересь). Решения Халкидонского собора вошли в канонический закон и учение церквей Запада и Востока, его принципы устояли даже в Реформацию и вошли в протестантское богословие.

В современную эпоху эти тщательно выверенные определения показались чересчур сухими для тех, кто искал духовно–нравственного христианства. Они считали, что живой Искупитель превращен здесь в метафизическую мумию. Так отнеслись к Халкидону протестанты–либералы (А. Гарнак и В. Темпль), англо–католическое богословие (Р. Престиж), «библейское богословие» (О. Кульман). Среди теологов всех школ найдутся такие, кто принимает Халкидонское вероопределение, но считает его просто «ограничителем», устанавливающим пределы, за которые христология не должна выходить, чтобы не впасть в ересь. Римокатоличество твердо стоит на принципах Халкидона в теории, но на практике они ощущаются мало.

В последние годы библеисты немало сил тратят на

изучение исторических вопросов, в частности на поиск истоков веры и Самого Иисуса. В связи с этим величайший теолог современности К. Ранер заметил, что лишь сейчас Церковь начинает понимать халкидонский принцип «полноценного человечества» Христа. Экуменические переговоры заставили богословов искать общее между теми, кто исповедует две сущности, и монофизитами, отвергнутыми Церковью со времен Халкидонского собора. Монофизиты пережили самые разные формы государственного устройства и многих чужеземных захватчиков, и уже один этот факт заставляет задуматься: а является ли учение о количестве и соотношении сущностей Христа достойным поводом для разделения церквей? Все они черпают свет Божий через того же Иисуса Христа, исповедуя Его Богом и Человеком. Что же касается халкидонской трактовки, то она остается важным вкладом в богословие.

РАННЕБОГОСЛОВСКОЕ НАСЛЕДИЕ

Имперская Церковь

За четыре столетия в Церкви произошли значительные перемены. Небольшие еврейские общины учеников Христа, своими глазами видевших воскресшего Господа, к 451 г. превратились в сильную организацию, распространившую свое влияние на огромную территорию от Британии на западе до Индии на востоке. Когда–то среди верующих находилось «не много мудрых, не много сильных», а к середине V века христианином был не только император, но и вся правящая элита. Некоторые знатные семейства на Западе и в университетских центрах типа Афин и Александрии еще сопротивлялись обращению, но Империя уже стала христианским государством. Для простых граждан и чиновников, равно как и для глав церквей, «империя» составляла практически весь мир. Государство во многом определяло развитие структуры Церкви и ее догматики, однако христианская вера тоже оказывала заметное влияние на политические процессы.

Церковь развивалась, и ее организация все больше и больше напоминала административное деление и политическую систему Римской империи. Вначале епископы, пресвитеры и диаконы не имели четко установленных обязанностей, они делили власть с учителями, пророками, вдовами, диаконис–сами, но к 451 г. повсюду распространилась единообразная трехступенчатая структура. Епископы, пресвитеры и диаконы взяли на себя обязанности, прежде выполнявшиеся другими, в первую очередь учителями и пророками. Женщины, некогда игравшие в жизни Церкви заметную роль, совершенно исчезли из руководства. Ранее в каждом городе был свой епископ, и управлял он только вверенной ему паствой. Позже власть епископов вышла за пределы городов и распространилась на окрестные земли, так появились епархии. Те, в свою очередь, объединились в регионы, во главе которых встали архиепископы, а они подчинялись митрополитам, чьи владения совпадали с географическим делением Империи. Проживали митрополиты в столицах гражданских провинций, и выше их стояли только патриархи, хотя этот титул почти не употребляется до VI века. Пятью изначальными патриархатами являлись Рим, Александрия, Антиохия, Царь–град и Иерусалим. В крупных городах было по нескольку поместных церквей, во главе которых стояли пресвитеры, назначенные епископом.

Церковная иерархия V века многим обязана Империи, которая при Диоклетиане (284–305 гг.) пережила серьезную административную реформу. Он поделил свои владения пополам, чтобы над каждой половиной стоял свой правитель, а у того был бы соправитель — кесарь. Так в империи царствовали одновременно четыре императора–тетрарха. Константин тоже делил власть с родственниками, но сила личности превратила его в монарха–триумфатора. После битвы под Хрисополем в 324 г. он переименовал Византию в Константинополь и сделал его Новым Римом и христианской столицей. Этим он нарушил традицию, по которой Древний Рим и его боги не одно столетие считались оплотом империи. Кроме того, деление державы на две географических единицы оказалось удачным: богатый и развитый Восток, с одной стороны, и более бедные, измученные набегами варваров западные провинции — с другой.