Ученик чародея

Шпанов Николай Николаевич

— Не ложись, — сказала она, — через полчаса я вернусь.

— Смотри только тихо, а то проснётся сама…

Магда в испуге оглянулась на привратника. Отойдя с десяток шагов, она остановилась: куда? Единственное, что было ясно её неповоротливому уму: обратно нельзя. Она брела, не видя дороги и спотыкаясь, словно асфальт был изрыт ухабами. Направо простиралась зеркальная гладь озера. Освещённое луной, оно казалось мёртвым и бесконечным. Мёртвыми и бесконечно высокими казались сосны на берегу. Мёртвым и бесконечным было небо над головой. Мёртвыми и бесконечно

огромными были тёмные силуэты гор. Весь мир был мёртв, тёмен и бесконечен. А Магда должна была в него идти, не зная, куда ведёт эта дорога, куда ей нужно, зачем она идёт. В этом мёртвом, тёмном и бесконечном мире не было Яниса. Куда же ей идти, когда нигде, нигде нет Яниса?..

Магда подняла голову и огляделась. Озеро направо, и деревья на его берегу, и небо над головой, одинокий глазок огонька вдали — все показалось ей донельзя знакомым. Где же она все это видела?.. Разве не такое же озеро, серебряное и безбрежное, простирается у неё на родине, в далёкой Латвии? Разве не на такое озеро брал её отец, выезжая рыбачить? Разве не такие же бесконечно высокие сосны стояли вокруг их хутора и не так же они упирались в небо: тёмное-тёмное, высокое-высокое…

Разве это не её родное небо — далёкое, далёкое небо, раскинувшееся над хутором, над озером и соснами, над всею Латвией, над всем миром?

И тот вон далёкий огонёк, разве он светится не в окошке родного дома, где отец согнулся над работой?

Конечно же, он ждёт, когда вернётся Магда!..

Так, все это так: её озеро, её небо, её дом, её мир!..

Скорей же домой, подальше отсюда — от ужаса и позора, от мысли о том, что нет больше на свете Яниса… Нет Яниса?! Неправда, не может этого быть… Скорей, скорей!..

Магда побежала, спотыкаясь на гладком асфальте.

— Эй, кто там?! Стой!

Кричали где-то впереди. Неподалёку. Там, куда двигалась Магда.

А она?.. Разве она не слышала этого окрика? Или ей и впрямь казалось, будто кричат где-то далеко, очень далеко. Так далеко, что ей ещё нужно бежать, долго бежать, чтобы увидеть того, кто кричал. И откуда ей почудилось в этом окрике её собственное имя, кто же мог здесь кричать: «Магда, эй Магда, стой!»? Уж не был ли это голос её отца? Будто она не знала, что старый рыбак давно утонул в холодной быстрине Гауйи… А может быть, кричал её Янис?.. Янис! Уж не налгало ли то письмо из Африки, будто Янис нашёл вечный покой в раскалённой африканской земле?.. Кто же позвал её, кто?!

Магде сдавалось, что она бежит, что её непослушные ноги движутся быстро-быстро. И она стремилась все вперёд и вперёд. Только вперёд, туда, где светился далёкий огонёк. Это же огонёк её родного дома!

А кто-то сердито повторил:

— Эй, остановись же, тебе говорят! Ищем целый день!

Она не могла не слышать. Так не мог кричать отец. Не мог кричать Янис. Не мог кричать друг. Так почему же она не останавливалась, почему не поворачивала обратно, не бежала прочь от этого чужого, такого неприветливого, строгого голоса?

А тому, там впереди, кто кричал, как и самой Магде, казалось,

будто она движется. Хотя на самом деле её непослушные ноги сделали всего два — три маленьких, совсем маленьких шага. Её ноги были такие слабые, совсем-совсем ватные. Они даже не могли больше держать её большое, всегда такое крепкое тело.

Магда медленно осела прямо на повлажневший от тумана асфальт.

Навстречу ей из туманной темноты выбежали двое. Они надвинулись на неё вплотную, схватили под руки и подняли с земли.

Магда молчала. Молчала и все глядела вперёд. Там по-прежнему сквозь набегавшие волны тумана светился далёкий огонёк. Ну, ну, разве же это не был манивший её огонёк родного дома?!

— Эх, и тяжела же девка, — сказал один из подбежавших и, помолчав, спросил: — Куда же теперь?

Было непонятно, кого он спрашивал: Магду или своего спутника. Тот неопределённо промычал:

— Э?

И тоже неизвестно, к кому это относилось: к Магде, беспомощно висевшей на их руках, или к спутнику. Помолчав, он ткнул Магду в бок большим пальцем и повторил:

— Э!

Она не ответила. Всё смотрела вперёд. Только вперёд. Туда, где за волнами туманной мглы все реже и реже мелькал огонёк.

— Эй же, девка, — повторил первый, — теперь поедем в восточную зону, а?

Второй засмеялся. Он снова ткнул Магду в бок. Немного придержал палец у её тёплого упругого тела и хрипло пробормотал:

— Ишь ты!

— Но, но! — строго бросил первый.

А Магда молчала.

И тогда второй сказал:

— Сам-то ты не видишь: она же бежала на восток, значит, ей туда и нужно.

Он говорил громко, словно непременно хотел, чтобы его слова дошли до Магды. А голос его при этом делался все более хриплым, и большая рука его, лежавшая в горячей подмышке Магды, вздрагивала и сжималась все крепче.

— Ну что же, на восток, так на восток, — сказал первый. — Ты слышишь, девка?

Магда молчала. А они засмеялись.

Магда старалась не потерять из вида все более и более тускневший огонёк. В ушах её стоял голос отца, собиравшегося на рыбалку: «Магда, эй, Магда, я — на восток». И тут же был голос её Яниса: «Магда, моя Магда — на восток, на восток!..» Значит, все это неправда: и то, что умер отец, и то, что умер Янис, и то, что нет больше огня в родном доме, и то… Все, все это ложь!.. Она смотрела на огонёк, мучительно напрягая зрение: почему он делается все более тусклым, почему она вот-вот потеряет его?!

Из-за поворота дороги, оттуда, где сквозь туман далёкими светлыми точками рассыпался Тегерн, выплеснулся свет автомобильных фар. Один из двоих, что держали Магду, выставил руку, и автомобиль остановился. Они с усилием подняли Магду и неловко втолкнули в кузов.

— Тяжела, — со смаком повторил один из них.

А Магда молчала. Теперь исчез огонёк далёкого дома, её родного дома в далёкой родной земле. Магда опустила веки. Так, с закрытыми глазами, и спросила:

— Куда же?..

А может быть, ей только показалось, что она это сказала. Во всяком случае никто ей не ответил.