Ученик слесаря
Шрифт:
В среду обещали выдать зарплату - и выдали.
– Эту получку обмыть надо, - сказал Ивану Етишкин.
– Первая?
– Первую всегда обмывают. Отродясь такие традиции, - поддержал начинание Слесарь.
Обмыли, и в четверг дядя Петя уже не вышел. Со времени его так называемого повешенья ровно неделя прошла.
Обмывание получки происходило за проходной, метрах в ста от нее, под кленами, кто хотел - присутствовал, кто не хотел - домой ушел, Иван же, хоть и не хотел, но присутствовать его обязали. Выпили по сто. Потом помножили на два. Дядя Петя, дважды со всеми чокнувшись,
Судя по количеству выпитого алкоголя и изорванных в клочья рубах, вечер удался.
Наутро те, что постарше, мучались похмельем, кто помоложе - стыдом и раскаяньем из-за вчерашней запальчивости. Ивану же ничего, обошлось. Два дня, оставшиеся до выходных, он болтался с Етишкиным, таскал за ним кабеля, выслушивал его россказни про собак, подгонял и отшлаковывал швы да ловил зайчиков, когда сварщик без предупреждения тыкал электродом в металл.
– Что - зайчики?
– Етишкин шутил.
– Не мальчики кровавые в глазах. Моя семья и собаки ...
Он все шутил про собак да про зайчиков эти два дня, а в ночь с субботы на воскресенье его вызвали заваривать прохудившийся трубопровод, а утром вернули семье и собакам его труп. Причем двое работяг, находившиеся с ним почти безотлучно - дежурный слесарь и приданный в помощь оператор компрессорной, не могли взять в толк, как и когда он успел свалиться с площадки смесителя, на которую встал, чтоб до трубы дотянуться. Да не просто свалиться, а шею себе свернуть, в то время как высота этой площадки от уровня пола была всего чуть более метра.
Говорят, что позже, когда обмывали тело, обнаружили у него на ноге сзади, чуть повыше коленного сгиба, какой-то укус, словно пес его за ногу ухватил. Собственно, так и решили, что это кто-то из его домашних любимцев пытался хозяина растормошить, не понимая, что он уже мертв. Однако был ли на месте укуса кровоподтек или не было, то есть мертвого его пес трепал или живого еще, накануне самой его гибели, выяснять было поздно. Тело предали земле уже в понедельник.
Иван тоже присутствовал на похоронах, издали видел дядю Петю, который выглядел то ли смертельно хмурым, то ли в той же степени пьяным - поэтому подходить к нему Иван не стал.
После этого уволились еще двое слесарей и оператор компрессорной. Особенно острой считалась потеря компрессорщика, поскольку новичку надо было специальное обучение проходить, да стажироваться как минимум месяц.
Ужас распространяется быстрее, чем благая весть. Да благих в последнее время и не было. Повалили любопытствующие из других цехов, посмотреть на место происшествия.
Разносили слухи и версии, удовлетворяя массовый спрос на стрессовые ситуации. Большинство не сомневались уже, что в цехе тайно кто-то орудовал. Молох молотом, либо смерть серпом -
Приходили в цех какие-то люди в пиджаках, качали головами, расспрашивали. Из профсоюза, видать, да из техники безопасности. Начальник цеха, бледный, как блядь, провинившаяся перед сутенером, их сопровождал. Потом засели вырабатывать мероприятия, велев никого в кабинет не впускать.
Никто от мероприятий толку не ждал. Прекратить мероприятиями избиение работяг, словно младенцев по велению Ирода, никто не надеялся. И даже подозревали, что начальство само в избиеньях замешано. Мол, есть некое божество, покровитель менеджеров. Ради процветания предприятия божество требует жертв. Вот и жертвуют ему нас по одному. Чтоб умолить этого молоха.
Так что медлить некогда. Чаять нечего. Из других цехов тоже повалил народ. Табунами попер с привычного поприща.
Теперь и Иван укреплялся в мысли о том, что в цехе что-то нечисто. Странным казалось и то, что оба случая в выходные произошли. Только предыдущий - в ночь с пятницы на субботу, а последний - с субботы на воскресенье. Он поначалу пытался гнать эту мысль, но она только глубже вонзалась в мозг, как заноза в задницу от непрерывного ерзанья. Он решил чаще быть на чеку и присматриваться.
Большинство наших решений через час или через день забываются. И приходится регулярно, хотя бы два раза на дню, отходя ко сну и пробуждаясь от оного, напоминать себе об этом. Но это решение помнило о себе само.
Дядя Петя вновь выглядел, как сомнамбула, и работать не мог. С перепою и перепугу бледен был.
– Сегодня мне что-то от работы рябит, - жаловался он механику.
– Душой недужен.
– Работать надо, - пытался его взбодрить механик.
– Душевное нездоровье с потом выходит.
Иван тоже ни за что не брался. Настроение наставника передавалось ему. Да будучи учеником, производить самостоятельные работы он пока что не мог по инструкции.
Волочась, словно тень, за наставником, он пришел к месту воскресных событий. Дядя Петя не мог упустить случая, чтоб детально его не осмотреть, не посмаковать происшествие, пожевать губами, поцокать языком: вот, значит, как... оттуда, стало быть... туда... При этом, показалось Ивану, что он опять внимательно всматривался. Словно что-то искала на площадке, откуда свалился сварщик, и под ней. Уборка рабочих мест проводилась ежесменно, то есть трижды в сутки. Так что на этот раз никаких сувениров с места происшествия он не унес.
Обедал наставник с похмелья торопливо и жадно, широко раскрывая рот, и Иван с изумлением заметил, что зуба у него опять нет, хотя красовался еще несколько дней назад. Однако недоумения своего он не выдал, просто спросил:
– Ты, кажется, себе зуб вставил, дядь Петь? А теперь опять выставил?
Но дядя Петя неожиданно рассердился.
– Зуб!
– вскричал он.
– Зуб! Зуб он и есть зуб! Ты ешь! Зуб...
Пока он кричал, Иван опять, но теперь уже демонстративно заглянул ему в рот: нет, зуба на том месте, где его не было, опять не было, несмотря на то, что какое то время он между этими двумя не было - был.