Ученик

Джеймс Генри

– А скажите на милость, что же с ним может тогда случиться? величественно вопросила миссис Морин.

– Как что, он просто останется _с вами_.

– _А с кем же_, по-вашему, еще должен остаться ребенок, как не с теми, кого он любит больше всего на свете?

– Если вы так думаете, то отчего же вы меня не рассчитаете?

– Вы что же, воображаете, что он любит вас больше, _чем нас обоих_? вскричала миссис Морин.

– Думаю, что это именно так. Ради него я иду на жертвы. Хоть я все время и слышу от вас о жертвах, которые приносите вы, я их что-то не

вижу.

Миссис Морин некоторое время глядела на него; потом она в волнении схватила его за руку.

– А вы, _вы согласны_... принести эту жертву?

Пембертон расхохотался.

– Я подумаю... я сделаю все, что будет в моих силах... на какое-то время я останусь. Ваши расчеты верны - мысль о том, чтобы с ним расстаться, мне нестерпима, я люблю его, и он возбуждает во мне все больший интерес, несмотря на все неудобства, которые я здесь терплю. Вы отлично знаете мое положение. У меня ничего нет, и оттого, что я занят все время с Морганом, я не имею возможности ничего заработать.

Миссис Морин поскребла сложенной ассигнацией свою обнаженную руку.

– А не могли бы вы разве писать статьи, не могли бы переводить, _как я_?

– Какие там переводы, за них платят такие гроши.

– Ну, я так бываю рада хоть что-нибудь заработать, - провозгласила миссис Морин, подняв голову и принимая вид оскорбленной добродетели.

– Хоть бы вы научили меня, как их доставать, - Пембертон с минуту выжидал, но она ничего не ответила, и тогда он добавил: - Я тут пытался было напечатать кое-какие статейки, но ни один журнал не пожелал их взять, они поблагодарили и отказались.

– Ну, вот видите - выходит, вы и в самом деле не такая уж важная птица, чтобы иметь бог весть какие претензии, - язвительно улыбнулась его собеседница.

– У меня просто не хватает времени, чтобы делать все так, как положено, - продолжал Пембертон. Потом, сообразив, что унизил себя, начав простосердечно рассказывать ей о своих неудачах, он добавил: - Если я еще останусь у вас, то только при одном условии - я хочу, чтобы Морган знал все о моем положении.

Миссис Морин задумалась:

– Но ведь вы не станете открывать ребенку глаза на...

– Открывать глаза _на вас_ - вы это хотите сказать?

Миссис Морин снова задумалась, но на этот раз для того, чтобы пустить в ход еще более тонкое оружие.

– И после этого _вы_ еще смеете говорить о шантаже!

– Вам ничего не стоит предотвратить его, - ответил Пембертон.

– И _вы_ еще смеете говорить о том, что кто-то играет на страхе! вскричала она, переходя в наступление.

– Да, разумеется, я же ведь отъявленный негодяй.

Какую-то минуту она на него смотрела - ясно было, что она всем этим глубоко уязвлена. Потом она швырнула ему деньги.

– Мистер Морин попросил меня передать это вам в счет того, что вы заработали.

– Я премного обязан мистеру Морину, но у нас с вами нет этого счета.

– Вы что же, не хотите их брать?

– Да, мне так будет легче, - сказал Пембертон.

– Легче отравлять моему мальчику душу?
– простонала миссис Морин.

– Да, отравлять вашему мальчику

душу!
– со смехом повторил молодой человек.

Несколько мгновений она пристально на него смотрела, и он думал, что она вот-вот разразится стенаниями и мольбой: "Бога ради, скажите мне, что же все это значит!" Но она сумела подавить в себе этот порыв. Другой оказался сильнее. Она спрятала деньги в карман - альтернатива была до смешного груба - и покинула его, согласившись на отчаянную уступку:

– Можете рассказывать ему какие угодно ужасы!

6

Два дня спустя - а Пембертон все еще медлил воспользоваться данным ему разрешением - учитель и ученик, гуляя вдвоем, целых четыре часа молчали, когда вдруг, сделавшись снова словоохотливым, мальчик заметил:

– Я вам скажу, откуда я это знаю, я узнал обо всем от Зеноби.

– Зеноби? А кто это такая?

– Няня моя, она жила у нас, это было давно. Чудная девушка. Я ужасно ее любил, и она меня тоже.

– Ну мало ли кто кого любил. Так что же ты от нее узнал?

– Да то, что у них на уме. Ей пришлось уйти, потому что они ей не платили. Она ужасно меня любила, и она оставалась у нас два года. Она мне все рассказала, а кончилось тем, что она вообще перестала получать жалованье. Как только они поняли, как она меня любит, они не стали ей давать денег. Рассчитывали, что она будет жить у них даром, из одной только преданности. Но она и так оставалась долго - столько, сколько могла. Эта была девушка бедная. Деньги свои она каждый раз посылала матери. Потом уже не смогла. И вот как-то раз вечером она страшно вскипела - разумеется, _вскипела на них_. Она так тогда плакала, так плакала, так обнимала меня, что чуть не задушила. Она мне все рассказала, - повторил Морган.
– Она сказала, что у них так задумано. И я вот вижу, что они так же хотят поступить и с вами, я об этом уже давно догадался.

– Зеноби была очень проницательна и таким же воспитала тебя.

– О, тут дело было не в Зеноби, а в самой жизни. И в опыте! рассмеялся Морган.

– Ну, так Зеноби была частью твоего опыта.

– Можете не сомневаться, что я был частью ее опыта. Бедная Зеноби! воскликнул мальчик.
– А теперь я часть вашего опыта.

– И к тому же очень существенная часть. Только я все-таки не могу понять, с чего это ты решил, что со мною обходятся так, как с твоей Зеноби.

– Вы что, считаете меня идиотом?
– спросил Морган.
– Неужели, по-вашему, я не замечал всего того, что нам с вами пришлось испытать?

– А что мы с тобой испытали?

– Ну, все наши лишения, наши черные дни.

– Подумаешь! Но зато у нас с тобой были же и свои радости.

Морган немного помолчал. Потом он сказал:

– Мой дорогой друг, вы герой!

– Ну так ты тоже!
– ответил Пембертон.

– Никакой я не герой. Но я и не младенец. Не стану я больше этого терпеть. Вы должны подыскать себе какую-нибудь работу, за которую будут платить. Мне стыдно, мне стыдно!
– вскричал мальчик своим тоненьким голоском, в котором слышалась дрожь и который до глубины души растрогал Пембертона.