Ученик

Малинин Евгений Николаевич

– Да помогу, почему не помочь.

– Отлично! Когда двигаем?

– Что двигаем?

– Да нет, это такое выражение, в смысле – когда вылетаем.

– Ну ты – торопыга! Вылетаем мы только утром, когда рассветет. Раньше в замок к Магистру не попадешь. Ночью они такие чары накладывают! Мне-то ничего не будет, а вот тебя зашвырнет куда-нибудь, сам себя не отыщешь.

– Значит, ждать до утра?

– Да. Ты отдыхай. В моей пещере тебя никто не тронет. Между мною и цветными уговор – друг к другу не соваться.

– Хорошо, подождем.

Я замолчал. Леди положила головку и, глядя в темный угол пещеры, о чем-то задумалась. Ванька, закрыв глаза, мурлыкал.

Я опять обратился к Вечнику:

– Слушай, если Сигурлин был таким всесильным магом, он, наверное, был Серым Магистром?

– Знаешь, –

задумчиво ответил тот, – в то время не было никакой цветной магии. Хотя магами были практически все живущие в этом мире. Магия была и увлечением, и смыслом жизни. Великий маг был человеком, постигшим Истину Жизни и Смерти, Порядка и Хаоса, а потому своей первейшей обязанностью почитал помочь своим ученикам тоже постичь эту Истину. Маги нашего времени многое умели, но свое умение они использовали только для того, чтобы еще глубже понять взаимосвязь природных явлений, законы жизнеобразования и послесмертного бытия. Конечно, и в наше время маги проводили, хотя и довольно редко, эксперименты и на животных, и на людях, и не всегда бескровные и безбольные. Но никогда маг не причинял людям или животным боль и страдания, чтобы получить удовольствие или закрепить собственную власть. К сожалению, я пропустил момент, когда появилась и стала набирать силу зависть. Кто первым принес ее в этот мир? Если раньше маг старался постичь новое, чтобы расширить свое умение, то теперь появилась новая цель – стереть с лица мира равных, подчинить более слабых. С этого момента пошло расслоение, с этого момента окрасилась магия. Маги как будто говорили равным: «Не лезь сюда, это моя территория», – не замечая, что ограничивают сами себя, что мельчают в границах захваченного цвета, что забывают открытое их предшественниками за ненадобностью, ибо эти открытия не могли служить их сиюминутным целям. Магия стала цветной, а мир стал серым. И тогда появился Серый Магистр. Именно появился, никто не знает откуда. С его приходом прекратилась бессмысленная борьба между магистрами и общее самоуничтожение. Но регламент, введенный и поддерживаемый Серым Магистром, всего-навсего сохраняет статус-кво. Магия не развивается, маги постепенно деградируют – у них слишком мало причин искать новые пути, открывать новые мировые связи и закономерности. Главная задача цветного магистра – вовремя выявить, перехватить и уничтожить способного молодого мага одного с ним цвета и спрятать, воспитать, вырастить сильного мага другого цвета, чтобы тот вступил в борьбу с одноцветным магистром. Замкнутый круг! Сейчас уже никто не помнит, что Сигурлин еще в юности доказал – магия не делится по цветовому или любому другому признаку, она бывает только добрая и злая, алая и золотая, поскольку добро и зло, кровь и сострадание смешаны в ней и неразделимы.

То ли от невнятного, завораживающего рокотания Вечника, то ли от напряжения, с которым я вслушивался в его слова, я вдруг почувствовал, что мое тело как бы одеревенело. Я попытался сменить позу, но мышцы не слушались. Мне показалось, что воздух в пещере резко похолодал, и пахнуло какой-то затхлостью, как из давно непроветриваемого погреба. Все мое тело покрылось налетом фиолетового мрака, в котором подрагивали яростные красные искры. Вечник замолчал и уставился на меня, похоже, ничего не понимая, рядом встрепенулась Леди.

В этот момент стены пещеры медленно сдвинулись и поплыли в сторону. Моя рука соскользнула с головы Ваньки и, повиснув в воздухе, включилась в медленное вращение. Вращалась не пещера, я сам крутился все быстрее и быстрее, словно разгоняемый чьей-то невидимой рукой волчок. Мелькание становилось невыносимым. Меня замутило, я закрыл глаза и тут же почувствовал, что меня отрывает от пола пещеры и швыряет в сторону глухой стены. Но удара не последовало, с гулким чмоканьем мое тело вошло в ставшую мягкой, как растопленный пластилин, стену, и я потерял сознание.

Открыв глаза, я увидел, что валяюсь на каменном полу небольшой комнаты, освещенной слабым огоньком плавающего в плошке фитиля. Под потолком, в одной из стен чернело забранное толстыми металлическими прутьями маленькое окошечко, в противоположной стене имелась обитая железными полосами массивная дверь. Пустая лавка у боковой стены составляла всю обстановку комнаты. Я находился в тривиальной тюремной камере.

8.

Искра

…Человечеством до сих пор не решена одна этическая проблема, занимающая умы лучших его представителей с самого момента его возникновения. Это проблема справедливости. Необходимостью этой самой справедливости оправдывалось самое чудовищное насилие, самый подлый обман, самая коварная измена. Никто не хочет подчиняться чужой справедливости, у каждого она своя.

Поэтому не требуй справедливости от других. Предлагай им свою!..

Я лежал на жесткой деревянной скамейке и безразлично наблюдал, как в зарешеченное окошечко вяло втекал серый рассвет. Вот уже и плававший над плошкой лепесток огонька погас, пустив к потолку ленивый плевок черной копоти. В камере посветлело, но ничего нового утро в ней не высветило. Я уже попробовал поковырять кинжалом дверь и пришел к выводу, что изнутри ее не открыть. Конечно, если бы у меня было столько же времени, сколько у Дантеса в замке Иф, я, безусловно, справился бы с этой задачей, но я точно знал, что через два-три часа мои гостеприимные хозяева навестят меня и распахнут передо мной мои дальнейшие перспективы. Мне оставалось, не дергаясь, дожидаться первого хода противника.

То, что я скорее всего оказался в Искре – замке Красного Магистра, я догадался сразу. Это означало, что игра пошла в открытую, и подставных исполнителей больше не будет. Меня такой поворот событий тоже устраивал, поскольку наступала полная ясность и приближалась развязка. Я не собирался отчаиваться и так просто сдаваться, но то, что финал близко, как ни странно, меня успокаивало. Постоянное нервное напряжение от неясности своего положения и неизвестности в будущем сменилось спокойствием неимущего пришлеца, которого ничего впереди не ожидает, кроме синего пламени.

Было очень скучно. Спать я не мог, ожидая, что с минуты на минуту раздастся зловещий скрип отпираемых запоров, и я увижу величественную красную фигуру, думать о чем-нибудь, кроме предстоящей встречи, я тоже не мог, поэтому, лежа, тупо пересчитывал камни в кладке стен своей камеры.

Наконец ожидаемый скрип раздался. Я нехотя, изображая супермена, приподнял голову, однако, вопреки моему ожиданию, открылась не дверь, а повернулся один из камней – рядом с моей лавкой. Я приподнялся и заглянул в образовавшуюся нишу. Там стояли самая обыкновенная глиняная кружка с какой-то темной жидкостью и миска, в которой лежал здоровенный бутерброд с ветчиной. Голодом морить меня явно не собирались. Решив, что травить меня тоже не имеет смысла, я вытащил харчи из ниши и начал спокойно жевать, прихлебывая из кружки слабое вино, по вкусу напоминавшее наш российский сидр. Если мой хозяин наблюдал сейчас за мной, он непременно решил, что мое положение меня совершенно не волнует. Расправившись с завтраком, я сунул пустую посуду в нишу, и камешек, со скрипом повернувшись, встал на свое место в стене. Одновременно не менее звучно развернулась одна из угловых плит, выдвинув на пол камеры приличных размеров ночной горшок.

«Это почему ж они изготавливают ночную посуду таких невообразимых размеров», – опять подумал я, справляя свои естественные нужды. Закончив, я повернулся к стене и громко заявил:

– А умыться узникам в этой захудалой тюряге дают?

Словно в ответ на мои слова из щели между камнями прямо в ночной горшок тонкой струйкой полилась вода. Вымыв руки, умывшись и прополоскав рот, я вытерся рукавом рубашки и направился опять к своей лавке, а все гигиенические удобства с сопутствующим скрежетом убрались туда, откуда появились.

«И все-то у них не как у людей, – вяло подумал я. – Сначала завтрак, потом утренний туалет…»

Делать опять было совершенно нечего, и я принялся за свои арифметические упражнения по сложению и вычитанию камней в стенах камеры.

Так прошло еще часа полтора. Сквозь окно, проткнув утреннюю серь, вонзился в потолок ясный луч взошедшего солнца и пополз к стене со скоростью поднимавшегося светила. Солнечный зайчик перепрыгивал с камня на камень беззаботно и весело, не замечая сидевшего в камере узника. А у меня появилось новое развлечение – я пытался угадать, за сколько ударов сердца он достигнет очередной черты, разделявшей камни кладки.