Училка и бандит
Шрифт:
– Хорошо, - соглашаюсь я, вспоминая все Боречкины выкрутасы за нашу совместную жизнь. – Только устала я. Но вы не переживайте, его моя мама к себе забрала.
– Вот и пусть у Вари сидит, окаянный! – радуется свекровь. – Она – это ты, только в большей концентрации.
Мысленно ужасаюсь такому сравнению – неужели я так похожа на маму? Всю жизнь этого боялась, и вот… ну я хоть не коммунистка, как она.
– Спасибо на добром слове, - ворчу я обиженно. – Борис, знаете, тоже весь в вас пошел. Один
Алевтина Петровна фыркает со смеху, и поднимает с пола железную кружку, от которой исходит убойный аромат полыни и ядреного самогона.
– Уела. На вот, натри мне колено, только руки ополосни для начала.
Омываю руки, и поглядываю в окно, как Иван вскапывает огород. Думала, почему-то, что он неумеха и неженка, хоть и сильный, но ошибалась: за какую сторону лопаты браться Иван знает.
Хороший мужик. Вот если бы только не его вранье…
– Хватит своим принцем любоваться, поди сюда, - прикрикивает свекровь, и я возвращаюсь к ней, повесив влажное полотенце на плечо. – Погадать тебе на него?
– Нет уж, спасибо. Вы мне уже погадали, до сих пор страшно!
– Другая баба бы радовалась, - подло хихикает моя ведьминская свекровь. – Дети – дар Божий!
– Дары данайцев, скорее, - спорю я.
Насмотрелась в школе на этих дьяволят: хамят, дерзят, врут, курят по подворотням, матерятся как матросы. Ужас один!
– Не так уж много я тебе детей предсказала: три дочери и сын. Справишься, Лиска, куда денешься?! – продолжает издеваться надо мной эта жестокая женщина.
Я лишь отмахиваюсь. Бог нам дает детей, а свободный рынок – презервативы. И про них забывать не следует, чтобы с ума не сойти с таким выводком.
– Я бы одного ребенка хотела, - делюсь я своими соображениями, втирая самодельную мазь в колено Алевтины Петровны. – Воспитанную девочку или мальчика.
И желательно сразу лет восьми-девяти. Без подгузников, режущихся зубов, ночного плача и прочих пахучих прелестей материнства
– Дурища ты. Так, ладно, - Алевтина Петровна скидывает дурашливую маску с лица, и расстилает на коленях кухонное полотенце. А затем, не иначе как из воздуха вынимает колоду карт. – Сделаю расклад.
– Не надо…
– Цыц! – прикрикивает на меня свекровь, и смягчается: - Тревожусь я, Василиса. Ты – девка хорошая, языкастая, но одинокая совсем. Случись беда – одна с ней останешься. Вот я и посмотрю, стоит ли этому Ивану доверять. Ты хоть и не дура, но сопля совсем, вдруг на красивую обертку повелась, а с лица воду не пить…
Я мрачно ставлю кружку обратно на пол, и прикрываю ее блюдцем, пока Алевтина Петровна раскидывает карты. Мою руки в полной тишине, и снова выглядываю в окно: Иван вишневые корни выкорчевывает.
Хороший мужик, правда.
А если таковым не окажется – прибью. Нечего наивные, девичьи ожидания
– Хмм, - подает голос свекровь, - занятный юноша этот Иван.
– Еще какой!
– Не перебивай старших, никакого воспитания, - фыркает Алевтина Петровна. – Иван твой – любимый сын и брат. Неглупый, хоть и бестолковый, ну так мужик ведь. Мужем хорошим станет, терпеливым, любящим. Стеной каменной. Вот только идет он по темной дороге, и тропинка есть на правильный путь, осталось лишь свернуть на нее. А не свернет – сгинет.
– Умрет? – пугаюсь я, прижимая ладони к щекам.
– Все мы умрем когда-нибудь, но я не про это сейчас, - терпеливо поясняет ведьма. – Если Иван твой по правильному пути не пойдет, не выйдет из него хорошего мужа, любящего отца и сына. Ничего не выйдет, шалопаем останется. И сгинет.
Сгинет… не понимаю!
– Что значит «сгинет»? Погибнет? – переспрашиваю я.
– Вечно ты буквально все воспринимаешь, - сердится свекровь.
– Просто сгинет, не умрет. Но себя потеряет. Может, сопьется, или за решетку попадет. Так что следи за своим мужиком, Вася, следи.
Решительно киваю. Уж я за ним прослежу! И выслежу, какими делишками он занимается!
ГЛАВА 37
– Пссс, - раздается со спины знакомое. – Пошли, я покурю.
– Я скоро, - шепчу Ивану на ухо, и встаю со стула, украшенного красно-синими лентами.
Свадьбу решили отмечать с размахом в самый последний момент. До этого подруга раз пять меняла решение: то она склонялась к выбору в пользу родственников, настаивающих на торжестве, то решала плюнуть на все, и обойтись без гулянки.
Не обошлась, и по мрачнеющему с самого утра лицу Оксаны, я поняла: жалеет. Как и жених, которого я пыталась взбодрить во время выкупа невесты. Взбодрила я его так, что тот чуть не сбежал.
– Ой, что будет, - прижимала я руки к щекам, выходя из дома Оксаны, в котором вовсю шла подготовка к традиционному выкупу. – Кошмар!
– Что там? Ну расскажи, Василиса, будь человеком! – молили и жених, и его уже с утра подвыпившие друзья.
А я лишь головой качала, припоминая слова одного из этой развеселой компании, сказанные в один из праздников:
– Кто-то, помнится, говорил, что курица – не птица, а баба – не человек!
Оксана почти выбегает из банкетного зала, где в который раз ее подвыпивший дядя горлопанит «Ах, эта свадьба», возомнив себя Магомаевым. На бедную Оксану было жаль смотреть весь вечер после всех дебильных конкурсов, а уж теперь, когда ее родственники пошли вразнос, и подавно.
– Наша тамада дура! Собственными руками бы задушила! – заявляет подруга, нервно прикуривая, и рычит на случайных прохожих: - Чего уставились?