Училка и мажор
Шрифт:
– Откуда у тебя столько денег? Папа дал? – раз он мне хамит, то и я буду хамкой.
Вопрос денег считается самым неприличным, его задавать можно только самым близким. Ну или если не боишься показаться невоспитанным перед оппонентом.
– Я сам заработал, – усмехнулся Марк.
– Ты знаешь, как-то сомнительно… Сколько тебе? – проговорила с ехидцой в голосе.
Нападение – лучшая защита.
– Двадцать один, – окинул он меня равнодушным взглядом.
– Ну так вот, двадцать один год – это слишком юный возраст, чтобы заиметь такой дом своими силами. Тебе помог папа, или помогла мама. Просто скажи правду… это ведь не стыдно! – Боже, что я несу?!
Отодвинув
– Вставай, я тебе сейчас покажу, как я бабки заработал сам! – его рык заставил вздрогнуть.
Выключив чайник, я пошла за ним, дрожа как осиновый лист. Кажется, я влипла. Тактика быть стервой провалилась с треском. Надо было быть паинькой!
Гессер почти затолкал меня в свою машину, пристегнул ремень и сел за руль. Его дьявольский взгляд пугал до чертиков, я вжалась в кресло и почти перестала дышать.
Марина, ну что же ты делаешь? Зачем языком мелешь? Он явно не в своем уме, а такое общение его способно вывести из себя. Все папенькины сынки очень ревностно относятся к подозрению в том, что это не они такие умные и крутые, а их папы с барского плеча дали им все, что у них есть. Им постоянно нужно что-то доказывать. Например, то, что на них природа не отдохнула. Только вот, возраст двадцать один год совсем не тот, когда можно ворочать миллионами. Во всяком случае, я не знаю ни одного человека в двадцать один, чтобы он сам построил себе такой роскошный дом. Правды ради стоит отметить, что я не знаю людей и значительно старше, у кого бы был такой дом…
Гессер включил музыку. Очень громкую и очень тяжелую. Но я протестовать не стала. Может прокатил пару-тройку километров и остынет. Поэтому всю дорогу, которую он снова гнал, как сорвавшийся с цепи, мы провели в молчании.
Приблизительно через полчаса мы оказались в довольно странном месте. Я в таких никогда не была, но прекрасно понимала, что скорее всего это гоночный трек.
Мы вышли из машины и пошли через главный вход. Марк с кем-то пообщался, а потом повел меня на трассу. Я потихоньку начала понимать, что он хочет мне показать, и от этого становилось еще страшнее.
Глава 8
– Садись, – кивнул Гессер на машину, распахивая свою дверцу.
– Зачем? – тряхнула я головой. – Давай. лучше ты сам, а я… в сторонке постою, – напротив, попятилась я от машины.
– Ну уж нет! – быстрым шагом направился он ко мне и перехватил за запястье раньше, чем я успела отбежать. – Только с тобой, – приблизил он ко мне свое лицо.
Только и могла чувствовать, что его прохладное дыхание на моих отчего-то разгоряченных щеках, и расплывчато видеть его глаза, зрачок в которых стал сейчас огромным.
Не дожидаясь ответа, Гессер сам распахнул мою дверцу и настойчиво заставил меня сесть в машину, едва не вывихнув при этом запястье. Садист! – растирала я запястье, пока он занимал водительское место.
– Пристегнись, – мазнул по мне пренебрежительным взглядом.
– Я не…
Я хотела сказать, зачем пристегиваться, если он собирается сделать каких-то пару кругов по гоночному треку.
– Тебе же лучше будет, – сузил он глаза и пристегнулся первый.
Ну ладно, и на эту уступку я готова пойти, лишь бы он как можно быстрее оставил меня в покое. Поняла я уже, поняла, что участвует он в каких-то там гонках. И трасса эта говорила сама за себя. А судя по неровным “мягким стенам”, соревнования тут проходят в горячих спорах за место победителя.
Марк завел двигатель, и мотор не заурчал, как раньше, а заревел как раненый зверь. Я вздрогнула и судорожно
– Ма-а-арк!.. – только и успела вскрикнуть, как машину сорвало с места, а меня втиснуло в спинку сидения.
На разгон ушло не больше пары секунд, и мы понеслись по треку, едва вписываясь в повороты. Стоило мне посмотреть на спидометр, где скорость приближалась к отметке 250 км., как я заорала не своим голосом, не отдавая себе отчета, что делаю, а из глаз моих хлынули слезы. И все это время, пока длился наш “полет”, Гессер не смотрел на меня, как будто меня и не было рядом. Я же уже толком ничего не соображала от панического ужаса. Понимала только, что очень важно за что-то держаться, иначе мне конец. И в какой-то момент мне показалось, что наша гонка длится вечно, что нет конца этим поворотам и мельканиям за окном. Привыкание к скорости не наступало, мне становилось только страшнее. Казалось, что вот, за очередным поворотом нас ждет преграда, о которую мы и разобьемся. И эта гонка станет последним, что я испытаю на своем коротком жизненном пути.
– Можешь отцепиться, – раздался в моих ушах голос Гессера.
Только тут сообразила, что больше не слышу рева машины, не вижу мельканий, но в голове моей продолжало гудеть. А пальцы не желали разгибаться.
– Мы приехали, – прикоснулся Марк к моим рукам и с силой разжал пальцы, что продолжали цепляться за ручку. Попутно он и отстегнул меня.
Кажется, я посмотрела на него, но увидела все тот же туман, который в какой-то момент застил глаза. Не помню, сама ли открыла дверь, но именно в тот миг, когда вдохнула свежего воздуха, меня и замутило с такой силой, что ноги сами вытащили меня из машины и рванули в сторону, где меня и вывернуло наизнанку. И снова из глаз потекли слезы.
Он смотрел на меня издалека, прислонившись к капоту своей машины и сложив на груди руки. На жалкую несчастную меня, которая никак не могла унять дрожь в коленях, чтобы вернуться к нему. Ноги подкашивались и не слушались меня. Страх все еще прокатывал волнами по внутренностям, и во рту было премерзко.
– Иди сюда! – позвал меня Гессер. – У меня есть вода, – нырнул он в машину и вернулся с бутылкой воды.
Вода! Точно! Именно это мне сейчас и нужно. От секундной радости даже к ногам вернулась сила, и я смогла дойти до Гессера, не споткнувшись и не растянувшись на земле. Но смотреть на него мне было еще противнее, чем раньше.
Чертов баловень судьбы, решивший, что ему можно все. Это он одержим скоростью и смело замахивается на ее покорение. Он, а не я! Я вообще не люблю быстрой езды и боюсь ее.
Это его жизнь станет серой и убогой, если перестанет рисковать ей. Моя нет! Моя жизнь постоянно насыщена событиями, которые интересны, прежде всего, мне.
Такие, как Гессер, находят приятное даже в смеси запахов бензина, разогретого масла, горящих шин… чем еще тут воняет? Но не я! Меня от всего этого тошнит, и того и гляди снова вырвет.
Мысли роились в моей голове, и я, все-таки, заставила себя посмотреть на стоящего рядом парня. И в тот момент мне было плевать, как я выгляжу с заплаканными глазами и опухшим носом. Гессер был последним человеком на земле, кому я хотела бы понравиться.
– Что ты хотел доказать? – напрямую спросила я. Силы ко мне возвращались медленно, но уверенно.
– Доказать? Ничего, – растянул он губы в улыбке. – Тебе я ничего не должен доказывать, – презрительно добавил. – А вот показать был обязан, чтобы больше не делала поспешных выводов и не рассуждала о том, о чем понятия не имеешь.