Училка
Шрифт:
Игоряша, бедный Игоряша. Какой хороший отец! И каким бы замечательным мужем был кому-нибудь, если бы не дружил с Андрюшкой, и Андрюшкина сестра расчетливо и холодно в один момент не выбрала бы Игоряшу в биологические отцы своему будущему ребенку. Нет-нет, конечно, всё было не совсем так.
Игоряша был симпатичный, молодой, на десять лет моложе, чем сейчас. У него так не потели руки, не сутулилась уныло и покорно спина, у меня была надежда, что я уговорю его сбрить бородку в один прекрасный день… Да разве дело в этом? Просто Игоряша — симпатичный и хороший. Вполне импозантный даже, если мама
И в результате хороший отец Игоряша целую неделю ходил в школу вместе с Никитосом, сидел на уроках, ему разрешили.
К концу этой недели мне показалось, что Настька стала заболевать. Я ловила на себе ее встревоженный взгляд, она то и дело краснела — от каких-то своих неприятных мыслей, отказывалась от еды.
— Что? — спросила я ее, сев с ней вдвоем в своей комнате и крепко обняв.
— Мам, — Настька мгновенно напустила полные глаза слез, — пусть папа больше никогда к нам в класс не ходит. Хорошо?
— Хорошо. А почему?
Настька молчала, глядя на меня широко открытыми глазами, из которых при этом ручьями вытекали слезы. Душераздирающее зрелище, надо признать.
— Ты так на меня смотришь, как будто я в чем-то виновата. Что? Что такое случилось?
Я даже не представляла себе, что делается в душе у Настьки и насколько близка я была к истине. Конечно, виновата во всем, что произошло, была я одна. Но Настька, ничего не говоря, просто уткнулась мне в колени и завыла так, что Никитос примчался со скоростью маленького бронетранспортера, сшибая всё на своем ходу.
— Что у вас в классе случилось? — остановила я его на лету.
— У нас?
— Да, у вас. Почему Настька плачет и просит, чтобы папа больше с тобой в школу не ходил?
— А, мам, точно! Я тоже прошу, чтобы он не ходил! — обрадовался Никитос.
— Почему?
— Он мне драться не разрешает! — честно глядя на меня, сообщил Никитос и протянул Настьке свою потерянную футболку, которая вывалилась почему-то из моего шкафа: — На, посморкайся!
— Так, ясно. — Я набрала номер Игоряши. — Игорь, ты дома? Тебя мама сейчас кормить собирается?
— Да, ты откуда знаешь?
— Легко догадаться. Время ужина. Можешь заскочить к нам на минутку, когда поешь?
— Да, Анютка, я сейчас приду! Сейчас!
— Сейчас не надо. У меня кормить тебя нечем. Поешь и приходи.
— Ага, понял.
Игоряша пришел через пятнадцать минут, со свежим порезом на щеке.
— Ты что, брился или ужинал? — спросила я его.
— Брился, — ответил Игоряша, сияющими глазами глядя на меня.
Он всегда, много лет, смотрит на меня глазами сияющими. Но что-то сейчас мне вдруг показалось излишним в этом ярком свете Игоряшиных глаз.
— Сядь, — показала я ему на кресло.
— Ага, — сказал Игоряша и сел на стул. Ровно
Настька как-то неуверенно пошла было к нему, да неожиданно на полпути свернула куда-то вбок.
— Насть? — я вопросительно посмотрела на нее.
— Мне нужно… — запинаясь, проговорила Настька и встала рядом с Никитосом, пытающимся в эту минуту залезть на восемь или девять книжек, сложенных кучкой, чтобы, вероятно, упасть с них. — Тебе помочь? — спросила она брата тоненьким, слишком тоненьким голосом.
Так… Что происходит?
— Что происходит? Люди! А ну-ка — сядьте все! Никитос, да упади уже ты с этих книг, разбей себе всё остальное, тебя положат на месяц на растяжку, и я отдохну, наконец!
— Анютонька, тебе не надо волноваться, ты и так устала в школе, — сказал Игоряша, продолжая сидеть на стуле и умильно на меня смотреть.
— Ты не хочешь снять его с книг? — поинтересовалась я у Игоряши.
— А, хочу, хочу, сейчас… — засуетился Игоряша. — Никитушка, ну-ка…
— Бэ-э-э-э… — ответил ему Никитос, обернувшись. Потерял равновесие и загремел с книг. Удивительно, ничего при этом не разбив. Встал, отряхнулся, хотел убежать к себе в комнату.
— Сядь на диван, — сказала я ему. — Настя, сядь рядом. Никитос, минуту потерпи, ни из чего не стреляй, никуда не лезь. Да?
— Да, — вздохнул Никитос. И снова скорчил Игоряше ужасную рожу. — Бэ-э-э-э…
— Ясно. Игорь, с детьми рядом сядь. И по очереди расскажите мне, что у вас случилось в классе?
Все трое смотрели на меня одинаковыми честными голубыми глазами и по очереди спросили:
— У нас?
— В классе?
— Случилось?
— Да, да, случилось! Почему Настя просит, чтобы ты больше не ходил с Никитой в школу?
— Да, и я прошу! — встрял Никитос. — Не ходи!
— Помолчи!
— Игорь, Настя, что такое?
Настька, набиравшая все это время воздуха для рева, наконец набрала полную грудь и с горьким плачем «Ма-ма-а-а-а-а!» упала лицом на пухлый диванный подлокотник и всласть заплакала.
— Так, одними ясными глазами стало меньше. А вы, суслики? Что молчите? От Никитоса не добьешься, но он, вероятно, не в курсе. У него своя тема. Остаешься ты, Игоряша, как ни крути. Говори при детях, что произошло. Или… — Вдруг какая-то неясная и в то же время очень простая мысль пронеслась у меня в голове. Так, даже не мысль, картинка, что-то очевидное, смешное даже, неловкое, приятное для меня и стыдное для Игоряши… Или наоборот… — Может, ты при детях не хочешь говорить?
— Да, Анюточка, а что говорить-то?
Я посмотрела внимательно в Игоряшины честные глаза. Игоряша врет. Первый раз в жизни мне врет. Или не первый, но я этого не знала. А сейчас знаю. И мне в принципе было бы все равно, если бы речь не шла о детях и о школе, в которой я, извините, теперь работаю. Учителем словесности и по совместительству нравственности, насколько я имею право по жизни ее преподавать, а также классным руководителем у гимназически-коррекционного седьмого «А» класса, как я про себя окрестила своих пока мало любимых и мало понятных мне детей.