Учись, Сингамиль!
Шрифт:
По дороге домой Абуни говорил Сингамилю:
– Никогда я не задумывался над тем, что видел множество раз. Сколько раз я видел, как пашут поле, как разрыхляют, как обрабатывают землю, чтобы получить хороший урожай, но теперь я буду смотреть на это совсем другими глазами. В самом деле, Плуг и Мотыга могут поспорить, и каждый из них докажет свою пользу. Я рад, что мне досталась эта табличка. Я расскажу о ней Хайбани. Я расскажу о ней отцу. Когда я был совсем маленьким, у нас было небольшое поле. Я помню. Мать брала меня с собой, когда мотыжила.
– Чудак! – воскликнул Сингамиль. – Хайбани всю жизнь держит в руках и плуг, и мотыгу. Он хорошо знает, что они
– Набайи говорил мне, что всякое знание приносит пользу, – ответил в задумчивости Абуни. – И это знание пригодится. Вот посмотришь, пригодится, когда мы начнем заниматься перепиской, простившись с «домом табличек».
Они простились с «домом табличек» через два года. Первым ушел Сингамиль. Отец взял его к себе в помощники, в надежде, что настанет день, когда его сын станет самостоятельным писцом, уважаемым человеком.
Потом пришла очередь Абуни. Отец «дома табличек», старый и суровый человек в полосатой юбке с красной бахромой, позвал его и сказал, что может предложить ему место у знакомого уммиа, имеющего небольшую группу учеников.
– Ты будешь переписывать таблички с древними сказаниями, поучениями и законами справедливости. Будь старательным, не осрами меня. Ступай, вблизи набережной есть маленькая улочка горшечников. Там ты найдешь «дом табличек» Лу-Инанни. Когда начнешь работать, скажи отцу, что я жду его с дарами.
Абуни поблагодарил и побежал не чуя ног. Прошло уже более трех месяцев с тех пор, когда Сингамиль покинул «дом табличек» и стал помощником у Игмилсина. Без друга было тоскливо и скучно. Он давно уже привык сидеть рядом с Сингамилем. И как бывало отрадно перекинуться шуткой, тихо посмеяться над пустяками. Не так уж много событий бывало в этом маленьком дворике, опоясанном глиняной стеной и уставленном скамьями из кирпичей и небольшими глиняными столиками. Здесь можно было положить сырую табличку для записи и готовую табличку, выданную уммиа. В «доме табличек» было запрещено смеяться и шутить, было запрещено плакать во весь голос, а новички, совсем «зелененькие», как их называли старшие, так часто вызывали гнев «владеющего хлыстом», что палка не отдыхала. Всхлипывая, малыши дрожащей рукой прижимали веревочку к мокрой глине таблички, чтобы приготовить ровные строки для письма. Те, которые уже умели владеть тростниковой палочкой, очень долго ошибались, небрежно выдавливая клинописные знаки. Глядя на них, Абуни вспоминал свое детство и точно такие же слезы и вздохи, обиду на всех тех, кто его обучал и так часто пользовался палкой или хлыстом.
«У меня не хватит терпения обучать малышей, – подумал Абуни. – А переписывать таблички для занятий – самое лучшее, что можно придумать. Я буду сидеть в своем дворе и буду переписывать только прекрасные сказания и песнопения. Что еще может пожелать уммиа для „дома табличек“? Что ждет меня, добрый Энки? Только ты знаешь об этом».
Вот и улица горшечников. Как только Абуни отворил калитку, он прежде всего увидел головы, склонившиеся над маленькими столиками. «Двенадцать мальчиков», – подсчитал Абуни и тут же подумал: «Двенадцать табличек по каждому предмету. Интересно, чему их обучают?»
К нему подошел уммиа, совсем молодой, лет на пять старше самого Абуни. «У него уже свой „дом табличек“, – подумал Абуни. – А ведь совсем еще молодой».
– Тебя похвалил отец твоей школы, – сказал Лу-Инанни. – Хорошо ли ты знаешь четыре арифметических действия? Умеешь ли измерять поле? Умеешь ли делить имущество? Владеешь
– Нас этому учили, – ответил Абуни. – Но больше всего мы занимались переписыванием табличек. В тех табличках было много всяких премудростей. А еще многому меня жизнь научила.
– Вот как? – удивился Лу-Инанни. – Ты так молод, когда же ты успел учиться у жизни?
– Два года я был рабом у купца Эйянацира. Я жил в Дильмуне и помогал писцу Набайи, который принимает корабли и торговые грузы из дальних стран. Там я многому научился.
– Я думаю, что твое умение принесет пользу моим ученикам. А начнешь ты с табличек. Перепиши «Спор между Мотыгой и Плугом». У меня двенадцать учеников, и каждый должен иметь перед собой образцово написанную табличку. Оплата будет невелика. У меня собрались дети небогатых родителей. Сыновья гончара, медника и ювелира. Есть сын ослепшего писца и сын ткача. Потом ты всех узнаешь. Они не очень усердны, и плетка их подгоняет. Тебе ли говорить о том, как учатся мальчишки-несмышленыши.
Лу-Инанни дал Абуни несколько табличек, уложил их в небольшую тростниковую корзинку и поспешил к своим ученикам.
«Вот и пригодился мне „Спор между Мотыгой и Плугом“, – подумал Абуни, торопясь домой, чтобы обрадовать отца большой удачей. – Таблички, написанные два года назад, получили похвалу уммиа, а теперь я стал искусней, я напишу красивые таблички. Что скажет Сингамиль, когда узнает про мою работу? Одобрит ли? Конечно, одобрит! Ведь я только что оставил школу, а уже могу способствовать учению мальчиков. Я напишу таблички про Плуг и Мотыгу, а двенадцать мальчиков будут их долго переписывать и заучивать. И вот они подрастут, сами станут владеть полем, и как им пригодится это знание. Набайи был прав, он много раз говорил мне: „Знание идет от писца. Если бы писец не написал на табличках всякие премудрости, никто бы и не узнал о них. Если бы он не записал на мокрой глине старинные сказания, их бы позабыли и они были бы утеряны для нас, да и для всех, кто будет жить на нашей земле после нас“. Так умно сказал Набайи.
Шига был счастлив, когда узнал о том, что сын его начнет трудиться и помогать семье. Он был рад, что мальчику досталась такая благородная работа. Об этом он мечтал все годы, пока Абуни ходил в «дом табличек».
– Мне дорого стоило твое учение, – сказал он сыну, – но я не жалею.
– Я забыл сказать тебе, что «отец школы» ждет даров, – вспомнил Абуни. – Посылая меня к знакомому уммиа, он предупредил, велел напомнить тебе.
– Ненасытен отец твоей школы! – сказал рассерженный Шига. – Я недавно щедро одарил хозяина «дома табличек», рассчитывал, что больше не будет забот об оплате. А вот снова расход. Даже не знаю, что ему нести? Недавно дал ему шерстяное полотнище, потом принес кунжутное масло, а с тобой, Абуни, послал лук, чеснок, горчицу и ногу барашка. Помнишь?
– Придумай что-нибудь, отец. Ведь он нашел для меня работу. Без него я бы не знал, что молодой уммиа учит двенадцать мальчиков.
Как-то корабельщик Набилишу, вернувшись из Дильмуна, предложил Игмилсину купить несколько табличек со старинным сказанием об Этане, которого могучий орел поднял в небо.
– Его дал мне старый писец, почти ослепший, – сказал Набилишу. – Он нуждался в еде, попросил ячменного зерна, кунжутного масла и немного овощей. Я пожалел старика. Кому он нужен в этом богатом шумном городе Дильмуне? Старик сказал мне, что этого сказания не знают в Уре и что я смогу продать таблички хорошему писцу. Купи, Игмилсин!