Учитель (Евангелие от Иосифа)
Шрифт:
Мне вдруг, наоборот, захотелось прервать с ним даже знакомство:
«После войны, говорите? Это будет нескоро, президент. Ибо вы и ваши люди тянете со вторым фронтом. О чём большевики строят разные догадки. Например, что вы не спешите спасать евреев. Как не спешили до войны. Вас предупреждали, но вы решили не верить. А может быть, как раз поверили, но…»
Я выдержал паузу, ибо Рузвельт потянулся к рюмке. Когда он пришёл в себя, я продолжил сердиться и высчитывать в уме предателя:
«Один наш еврей, тоже видный большевик, написал в газете, что вы — когда вас предупреждали
Рузвельт расхохотался:
«Кто это?»
«Неважно.»
«Вы сказали — „тоже видный“. Видный — как кто?»
Наконец меня осенило:
«Как наш посол в Вашингтоне. Максим Литвинов. Который и написал вам это. Что я антисемит. И который когда-то был ещё более видным большевиком. Министром.»
Коляска под Рузвельтом снова скрипнула, и я протянул ему салфетку:
«Но его мы не накажем. Я дал слово большевика. Самого видного.»
51. Никого ни на какой пост назначать нельзя…
Слово я сдержал. Несмотря на то, что, как сообщил мне вскоре Лаврентий, Литвинов — перед возвращением из Вашингтона — вручил личную записку и вице-президенту. И ещё несмотря на то, что — тоже вскоре — президента не стало.
А Лаврентию я велел забыть о Литвинове, которому за былые заслуги подарил даже дачу в Фирсановке. Хотя поступил бы верно, убрав его с наркомовского поста раньше. Или — не назначив ни на этот пост, ни послом в Америку.
Чем больше узнаю о людях, тем крепче верю, что никого ни на какой пост назначать нельзя. Вообще. Или надо постоянно всех снимать. С любых постов.
Или даже все посты отменить. Тоже вообще. Оставить лишь те, на которые есть надёжные люди. Беда в том, что надёжные на посту «растут».
Молотова, которого я вместо Литвинова назначил наркомом, эта должность сначала смущала. Так растерялся, что даже шутить пробовал: один, мол, валлах знает — как трудно в наркоминделе работать! Вокруг — сплошные «дипломаты»! Почти каждый посол!
Это он так о Литвинове, который — пока не сменил фамилию — был Валлах. И которому, получается, подражал, чтобы убедить меня, что тоже умеет смеяться.
Теперь ты сам валлах, ответил я ему, тебе и карты в руки. И если дипломатов много даже среди послов, смешай колоду.
А их действительно оказалось много. В Англию, Германию, Францию, Италию, Финляндию, Австрию, Испанию, Японию — чуть ли не в каждую дельную страну Литвинов отрядил послом еврея.
Евреи и есть дельные люди, но Молотов прав: дело у нас всенародное, а значит, все народы его и должны представлять.
Но когда он колоду смешал, за рубежом меня обозвали антисемитом. Хотя прежде, чем этих литвиновских послов убрали, или когда их назначали, никто меня за рубежом за доверие к евреям не хвалил. Никто не напоминал, что не только нарком у меня еврей, но почти все послы.
А если бы даже напомнили, то не забыли бы добавить, что послов назначает не Сталин, а Министерство инодел. И назначает не за то, что они евреи, а за то, что — дельные.
Но ведь
И никто не напомнил, что начальников разных лагерей назначал не Сталин, а начальник всех лагерей. Берман. Которого назначил опять же не я, а Министерство «внутренностей». Где тоже — полным-полно «дипломатов».
Но если бы даже об этом и напомнили, то забыли бы добавить, что наркомат этих дел, как и других, назначает людей начальниками не за то, что они евреи, а за то, что у них к этим делам способности.
Среди способных людей есть и способные на всё.
А у одного из них, Нафтали Френкеля, эти способности оказались особыми. Настолько, что из тюрьмы, куда он угодил за торговые махинации, его перевели в НКВД. Где Френкель дослужился до генерала. И заработал орден.
Он как раз и изобрёл лагеря. Пока сидел. Потому что сидеть трудно если не сидится. Тем более, что от нечего делать в мозгу иногда возникает мысль. Правда, всегда простая. Про кушанье. Про баб. Про Сицилию.
Но обобщать о мозге нельзя. Человек состоит из триллионов клеток. В слепой кишке миллиарды одинаковых работают одинаково. Но в мозгу одинаковых нет. Каждая ведёт себя, как хочет. То с одной спарится, то неожиданно с другой. И чаще всего — бесплодно.
А у Френкеля две простейшие клетки сцепились так необычно, что произвели третью. Причём, гениальную. Хотя тоже простейшую.
Без ссылок, рассудила первая клетка, общество не может. Тем более — когда оно строит, а ему мешают. Но с другой стороны, в ссылке многим не сидится. И вот эти две одноклеточные идеи Френкель соединил в третьей: сгонять, кому не сидится, на общественное строительство.
И им хорошо, и обществу.
Бермана назначили начальником всех лагерей не за то, что он еврей, а за то, что тоже выказал способности. Тоже соединил. Белое море с Онежским озером. Беломорканалом. А соединил как раз по схеме Френкеля. Руками тех, которых посадили за враждебность. И которым не сиделось.
Но опять же: хотя Бермана назначили на пост правильно, правильнее было бы не назначать. Ни на какой пост. Как и Литвинова. Тоже «вырос» — и тоже вскоре пришлось его убирать.
52. Евреи выросли из своего счастья и захотели чужого…
Та же история с Молотовым. Сменил он Литвинова незадолго до войны. Но даже до того, как она закончилась, — пришло время снимать его самого. Кроме прочего — за то, в чём сам он и обвинял Литвинова.
За границей Молотов еврейских послов сразу же сменил, но дома — нет. Как Полина была, так и осталась. Бессменной посланницей запорожских евреев.
Но если раньше в честь жены он при запорожской тёще не ел трефного мяса, то теперь по её наущению брезговал трефными народами. Хотя сам не еврей. И хотя наш ЕАК — Еврейский Антифашистский Комитет — сам же за нахрапистость назвал презрительно «кошерным ЯК»-ом.