Учитель и его время
Шрифт:
Астрахань – край русской земли. И если человеку суждено с детства видеть Россию, сидя на ее краешке, это что-то добавляет ему. Что-то такое, что делает его на всю жизнь емче, вносит дополнительное жизненное измерение. Какой далью такого человека можно испугать? В его жизни с юных лет всегда и во всем борьба. Или – согласие с заведомой третьеразрядностью с грязными заборами, вонючей рекой и отбыванием жизни.
Ограниченность возможностей роста воспитывает в таком человеке более широкую зону приемлемости жизни и трезвость ума, закаляя внутренний стержень, способность к сопротивлению, восприятие борьбы как естественное
Край земли! Прорва пространства – что на запад, что на восток, что на север. Прорва воды, рыбы, грязи. Жизнь трудная, жесткая, с резкими гранями. Богатство на рубище куда как заметнее… Для многих эти места – перепутье. Сколько прежде бежало сюда, пережидая беду! Скольких раньше здесь держали, связав крылья. Выносливых, дюжих, упорных воспитывает эта земля и рассылает по всей России.
Если вдуматься, это многое объясняет в феномене формирования личности и динамизме профессионального развития Евгения Владиславовича Гембицкого. Да, именно здесь – в Астрахани – его духовная родина.
Провинциальная интеллигенция 20—30-х годов – плоть от плоти народа – берегла книги, уважала знание, стремилась к учению. Это, по-видимому, послужило осознанию выбора молодым Гембицким врачебной профессии. В 1937 году он поступил в Астраханский медицинский институт. Большую роль в этом, несомненно, сыграл пример его отца.
В середине 30-х годов к власти в Германии пришли фашисты. Назревала мировая война. В 1939 г. Е. В. Гембицкий расстался с Астраханью и продолжил учебу в Куйбышевской Военно-медицинской академии.
Р. S. Не знаю, смогу ли я вновь побывать в Астрахани. Да и зачем? И заснеженный город, в который я заглянул по просьбе своего учителя, и его родительский дом, и даже сам Евгений Владиславович – уже в прошлом. Рассказ об этом посещении, благодарно воспринятый им в то время, и память о нем, исполненная тепла, сами по себе, казалось бы, могут иметь лишь частное значение и быть дорогими лишь для узкого круга его друзей, родных и учеников. Очевидно, что и это очень скоро станет частью прошлого. Все умирает.
Но что-то не дает мне с этим согласиться. Астрахань для Гембицкого – только начало чего-то гораздо большего. В этом ее значение. Она – начало, родник долгой жизни и творческой деятельности большого человека, врача и Учителя, жизни, в которой отразились судьбы нашей страны и нашего времени и значение которой не исчерпывается только прошлым. Астрахань что-то объясняет в нем. Но ведь у каждого большого человека есть своя Астрахань. Возьмите наших великих терапевтов – Н. С. Молчанова, Ф. И. Комарова, А. Л. Мясникова, В. X. Василенко – все они вышли из провинции, поэтому Астрахань – начало большого пути, характерного для целого пласта советской, российской медицинской и немедицинской интеллигенции 30—90-х годов XX столетия. В этом значение воспоминаний о Евгении Владиславовиче Гембицком, начатых этим очерком. Они о сегодняшнем дне и могут быть полезны для будущих поколений.
Война
Куйбышевская Военно-медицинская академия размещалась в центральной части города. Слушатель Е. В. Гембицкий, зачисленный на 3-й курс, был определен в общежитие, переодет в военную форму и 1-го сентября 1939 г. приступил к учебе и службе.
В
Оказалось, что в отличие от большинства волжских городов Куйбышев (Самара) стоит на левом берегу Волги.
Берег этот был высоким, а под ним на несколько километров тянулись пляжи. За рекой зеленели поросшие лесом низкие острова, белели отмели. К югу от города в хорошую погоду просматривался темный силуэт Жигулевских гор. По реке в обе стороны тянулись теплоходы, баржи, плоты. На утренних и вечерних зорьках река заполнялась флотилией рыбацких лодок. Вверх от реки вели довольно крутые взвозы. С городской кручи распахивался простор неба, реки и лесов…
Все это мало напоминало Астрахань, расположенную в низменности, хотя, конечно, Волга оставалась Волгой. Куйбышев был первым действительно крупным и современным городом в его жизни. Переезд сюда существенно расширил кругозор будущего доктора и, вместе с тем, укрепил уже сложившуюся в нем стать волжанина.
Программа занятий была плотной, приходилось много работать. Быстро шло и его политическое воспитание: улицы и площади города хранили память о революции, о В. И. Ленине, работавшем в Самаре, о Чапаеве, Фрунзе…
Е. В. Гембицкому было тогда 20 лет. Естественно, быстро появились друзья, сложились традиции… Вечерами слушатели бродили по уже полюбившимся набережным. В памяти осталось, как над темными Жигулями полыхала: корона заходящего солнца, завораживая сердце. Закаты были быстрыми: солнце, зацепившись за кромку леса, тут же на глазах сплющивалось в лужицу расплавленного металла. Вспыхивал пурпур сосен, и, через миг, краски меркли. Река погружалась в темноту.
Но главным все же была учеба. Это определялось общей тревожной обстановкой в стране, в частности, связанной с прокатившимися в то время политическими репрессиями, но особенно с надвигавшейся угрозой войны. Тем не менее, учебный процесс оставался традиционным.
Изучение фундаментальных предметов – фармакологии, патофизиологии и патанатомии – сочеталось с работой в терапевтической и хирургической клиниках. Все здесь было впервые.
Первой больной его была 30-летняя женщина с митральным стенозом. Она казалась ему немолодой. Цианотичный румянец на щеках, сердцебиение, одышка даже в положении с приподнятым изголовьем. Больная, почувствовав его нерешительность, тактично помогла ему преодолеть смущение, которое он испытывал, пальпируя, перкутируя и выслушивая ее сердце. В последующем еще предстояло научиться выслушивать хлопающий 1-й тон, диастолический шум сердца и понять причину удушья у таких больных. Но та, первая больная, так и осталась первой на всю его жизнь.