Учитель истории
Шрифт:
— Ана, дорогая! Как ты накануне улизнула? Ведь торжества были в честь тебя! — он быстро приблизился, холодными руками трогательно обхватил ее плечи, привлек к себе. — Ты молодчина! Я и не представлял! Ты всех сразила, покорила! Тебя ждут во дворце! А император, — тут он перешел на шепот, и его фальцет совсем зашипел, — настоящий император, просто очарован, влюблен!
— А что, есть и ненастоящий император? — слегка отпрянув, недобро ухмыльнулась Ана.
В данный момент ее не интересовали настоящие и ложные императоры Византии, ей стало странно, почему этот влиятельный человек,
Зембрия Мних словно прочитал мысли девушки, прикусывая нижнюю толстую губу, страдальчески отвел взгляд, и после долгой паузы, видимо переборов себя, вновь, с тем же отработанным дворцовым заискиванием:
— Ана, не смей в таком тоне говорить о царствующей особе, тем более, что он македонской династии.
— Для меня все люди — равны.
— Чушь! — стал серьезнее Мних. — Равенства нет и не будет. У каждого своя ноша… А тебе выпал шанс, используй его во благо свое и своего окружения.
— Значит — для Вашего блага? — заметный сарказм в ее словах.
Зембрия Мних, будто ошпаренный, поигрывая пальцами, отвел руки, сделал шаг назад, путаясь в роскошном плаще, выпятил объемное брюшко, в задумчивости уперся взглядом в прибрежный ракушечник и, поправляя на ветру редкие, уже седеющие волосинки на лоснящейся плеши, холодно выдавил:
— Пусть это так… Однако помимо меня и до меня вспомни о пропавших в рабстве сестре и брате, о тех земляках, которых ты мечтала выкупить…
— Всех выкуплю! — перебивая, с вызовом крикнула Ана.
— Ой-ой! — теперь искоса глядел Мних. — Опомнись! Ты ведь не знаешь, где ты и кто ты? Это не марафон бежать, где противник явно перед тобой… Подумай об элементарном — где и как ты будешь перевозить и хранить выигранные деньги? А? Что, может, этот несчастный Радамист тебя будет охранять?
— Я возьму с собой Астарха.
— Кого? — ухмыльнулся Мних. — Этот тот раб, что провонял ослятиной и лежит в моей больнице?
— Не смейте так говорить! — сжались кулаки Аны, от гнева она даже топнула босой ногой.
— Говорю, как есть! — напирал Мних. — И советую тебе — не забывайся. — Он вплотную приблизился, но на сей раз не трогал, лишь мельком глянув на ее гладкое, пунцово-сияющее лицо, обрамленное золотистыми волосами; тяжело отвел взгляд, и уже помягче и тише. — Ана, или ты делаешь то, что я велю, — он осекся, кашлянул, — точнее прошу… или… Ты не знаешь нравов Византии. А впрочем, среди богатых людей правда везде одна, в вашей Хазарии они были не лучше… Делай выбор, я жду. — Мних отошел в сторону, тоскливо глянул в туманность бушующего залива.
— Иного нет, иди, — слегка толкнул Ану Радамист, запричитала за спиной Артемида.
Всю дорогу Ана и Зембрия Мних не сказали ни слова, оба были печально-угрюмы. К полудню они прибыли к загородному дворцу Мниха, оказались наедине именно в том зале, где накануне олимпиады Зембрия горячо объяснялся в любви и просил взаимности Аны.
В напряженно-торжественном молчании они очень долго стояли, избегая взгляда друг друга, и наконец, очень печально, как сама с собой, первой
— Странно, — горько усмехнулась она, — я думала выиграю олимпиаду и моя жизнь в корне изменится, а она — осталась такой же, если не хуже, — тут она искоса, чуть исподлобья, щурясь сквозь густые бархатисто-роскошные брови, изумрудным холодом глаз пронзила доктора. — Так кто же я теперь?
— Ты, ты, — руки Зембрия Мниха затряслись, упитанное широкоскулое лицо в страдании, словно от глубокой, невыносимой боли исказилось. — Ты, — заорал он, — Великая Ана Аланская-Аргунская!
— Ваша раба, — вяло.
— Нет, нет! Не говори так, — бросился доктор к ней. — Ты не представляешь, как я тебя люблю! Что ты для меня значишь! Как я тобой восхищаюсь!
— Поэтому уступаете императору? — брезглив ее тон.
— Замолчи! — на писк сорвался голос Мниха, он даже замахнулся кулаком, да застыл, а потом несколько раз ударил им по своей лысине. — Тебе не понять, тебе, да и никому этого не понять. И рассказать об этом нельзя!.. Ана, пойми, на мне тяжкий груз, самая ответственная миссия перед многими прошлыми и будущими поколениями, из-за которой я лишился многого в жизни, — слезы потекли из его глаз, с всхлипами он заплакал и умоляюще, невнятно бормотал. — Ана, ты не знаешь, как я тебя люблю! С первой встречи ты покорила меня, просто зачаровала. И я не намерен тебя никому уступать, никому отдавать. И не отдам!
— Я не пойму Вас, — вроде бесстрастен тон Аны. — Так объясните мне — кто я для вас, для всех? Кто я в конце концов?
Зембрия Мних застыл, как многочисленные статуи в этом зале, и только по его лицу было видно, какая в нем идет борьба, какой выбор.
— Ты для меня — все! — вдруг как никогда более низким, утробным голосом выдавил он. — Самый дорогой человек!
— Невеста, жена? — непонятные нотки в ее голосе.
— Я не имею права жениться, — вскипел Мних. — Дал обет… Да и не в этом только дело, — вплотную придвинулся он к Ане. — Не тот я мужчина, не тот, понимаешь? — крупные капельки выступили на его лбу и лысине. — И все равно никому не отдам.
— Так кто же я? — развела Ана руками. — Или кем я у вас?
— Ана! Я прошу, не говорит в таком тоне со мной!
— Мне нужна ясность! — твердо сказала она. — Я хочу знать: кто друг, кто враг, и вообще — чего от меня хотят?
— Ана! — он схватил ее руки. — У меня нет друзей, нет близких, нет родственников. Есть только единомышленники. Так это каста, и они мне противны, да никуда не деться — повязан по жизни. У меня очень много врагов, и, не скрою, главные из них там, в императорском дворце, куда я тебя посылаю. И все тебе не объяснишь, я и сам не понимаю, несу свой удел… А ты мне очень дорога! Я люблю тебя, ценю и верю. И хочу, чтобы ты была мне единственно близким человеком, родным… Ана, поверь, хоть ты и пережила многое и многое испытала, но ты еще очень юна и жизни еще не знаешь. Пойми, наш с тобой удел — один: мы с тобой живем и будем жить не ради собственной услады, а во благо иных, даже не совсем родственных людей и весьма абстрактных идей. Это наш удел, наш жизненный путь! И только я смогу помочь тебе, а ты мне.