Учитель моей дочери

Мельникова Надежда Анатольевна

Для меня чужой муж — это всегда было табу. А тут двойное комбо: он — женат, я — замужем.

Это было очень круто, но я не могу, во-первых, спать с мужчиной без отношений, даже если мой муж забил на меня и променял на кусок железа с джойстиком, и уж тем более я не способна развлекать чужого мужа.

Его жена… Я открывала её фото на сайте школы несколько десятков раз, она выглядит милой, я бы даже сказала — красивой. И это разрывает мне сердце. Она точно не заслужила такого.

Алексея Викторовича Тихонова в холле не оказывается, и я со спокойной душой возвращаюсь домой. Он поступает правильно. Мы должны исчезнуть из жизни друг друга. Так будет лучше всего.

Я снова самостоятельно вожу в школу малышку каждый день, и всё повторяется. Его нет во вторник и среду. И я теряю бдительность, немного успокоившись. Ведь не пойман — не вор. Ну подумаешь, оступилась. Нет, не так. Совершила преступление.

Но кроме раскаяния есть кое-что ещё. Его воображаемые прикосновения... Несуществующие, призрачные поцелуи. Они преследуют меня, как иногда людей мучают ночные кошмары. И невозможно жить, как раньше,

испытав единение тел, острое сплетение, прошедшее по граням душ. Как я могу продолжать двигаться по грязной дороге по инерции, если познала полёт в небесах? Романтичная, глупая дурочка всё ещё верит, что она особенная. Ну не бывало со мной раньше такого, чтобы мужчина, любовник, резанул по коже так глубоко, что оставил внутри неизгладимый след. Не хочу, но помню каждый поцелуй, каждое движение.

Словно последние годы я смотрела на мир сквозь заляпанные очки и ничего не видела из-за мутных разводов. И вдруг кто-то прот"eр стекла, и я прозрела, обалдев от ярких красок. Всё это ново, возбуждающе запретно и путает меня до ч"eртиков. Как быть дальше? Продолжать смотреть на спину мужа, ходить за продуктами, готовить еду и чётко по субботам убирать в нашей общей квартире, если где-то там есть он, дуреющий от моего запаха? Балдеющий от поцелуев? Смотрящий на меня как на неземное сокровище?

Три дня подряд я, возвращаясь домой в восемь пятнадцать, проделываю одну и ту же процедуру: захлопываю дверь, разуваюсь и снимаю куртку, машинально вешая её на крючок.

Но на четвертый я слышу уверенный стук в дверь. Соседка, решаю я, открывая замок, толкаю полотно наружу и ошарашенно отступаю назад. Всё тело тут же простреливает током.

— Ты?! Что ты здесь делаешь?

Хочу возмутиться, закричать, выгнать. Правда. Я очень этого желаю. Это просто крутится на кончике языка, но я снова вижу его серые глаза, ощущаю желание и напор, с каким он шагает ко мне в квартиру. И просто не могу отказать себе в слабости. Глубоко дышу, испытывая притяжение, бессилие перед ним и сладкое головокружение. Как же сильно меня к нему тянет! Откуда это взялось?!

— Где ты нашел наш адрес? — хочу сказать строго, но получается жалко, будто перед хищником, спасаясь и поскуливая.

Он не нежный и не стеснительный, каким когда-то, в самом начале наших отношений, был мой муж. Учитель берёт, не спрашивая, и этой своей решительностью затаскивает меня в водоворот окончательно. Он весь: его стальные глаза, губы, руки, фигура, голос и даже легкий запах табака — сплошная ловушка.

Отхожу вглубь коридора, вернее отползаю по стене, смотрю ему в глаза и дрожу, ощущая, как тело покрывается гусиной кожей.

— Ты это чувствуешь? — Усмехнувшись, шагает ко мне и тут же прижимает к обоям, которые я выбирала самолично для нашего некогда счастливого семейного гнездышка.

— Что? — выдавливаю, утопая в его запахе, блокирующем мой разум, здравый смысл, рефлекс самосохранения и несчастный, затуманенный гормонами мозг.

Толкает на стену и тут же прикладывается к моему рту. Жёстко и так сильно, что я пытаюсь, но чисто физически не могу отказать ему. Я не в состоянии... Я не хочу... Не справляюсь. Это сильнее меня, и я закрываю глаза, подчиняясь.

— Что чувствую? — задыхаясь, хватаю воздух ртом, когда он стягивает с меня свитер и бросает в сторону. Оставляя ещё несколько дорожек поцелуев на плечах, отвечает: — Озноб. Колотит как пацана.

Конечно, я тоже это чувствую. Так остро я не хотела никого и никогда в жизни, меня парализует от желания отдаться ему прямо сейчас.

— Где ты взял мой адрес? — повторяю как в бреду, будто это знание в самом деле что-то изменит. — Я соскучился, Ольга Вячеславовна. — Подхватывает он меня под бедра и гладит, дерзко присасываясь к моему рту по новой, сжимая безумными, ошалевшими движениями.

Он знает, как меня зовут. Наверное, вычитал в какой-нибудь картотеке, я же заполняла эти чернтовы карточки сотню тысяч раз. Социальный работник, классный руководитель и даже медсестра, все и всё знают о нас. Но кроме имени и адреса ему известно, как правильно меня трогать. И это просто за гранью. Я схожу с ума, кусая его губы в ответ.

Тело у него горячее, так и пышет жаром, и в каждом движении пульсирует нетерпение.

Кто я такая, чтобы суметь отказаться от этого?

* * *

Ощущения сносят голову. И моя серая квартира как будто больше не моя. Словно мы вдвоём в придорожном мотеле с розовым потолком и круглой кроватью, покрытой пурпурным покрывалом с длинным ворсом. Здесь можно всё, что угодно, здесь нас никто не знает. И двое тайных любовников собираются предаться дикому сексу. Учитель впивается губами в нежную кожу на моей шее, и меня накрывает такой неистовой страстью, что лампочка, висящая в коридоре над нашими головами, начинает кружиться будто бешеная. «Засос останется», — мелькает где-то на задворках разума, но руки влекут к себе сильнее, и я закидываю ногу на его бедро. Он тянет вниз резинку на моих волосах, причиняя боль и рассыпая пряди по плечам. Но всё это лишь добавляет остроты и пикантности. Жарко, душно, мало... Запахи, звуки, наше рваное дыхание и мои стоны. Отчаянно целуюсь с ним, размазывая свою помаду по мужским губам и лицу, и это так неизбежно, так правильно. Остановлюсь — просто сдохну. Учитель вырывает меня из дикого поцелуя, осматривает лицо, прижимается своим лбом к моему и, тяжело дыша, смотрит на мой рот. Держит крепко, без жалости и скидки на мою женскую хрупкость. Я сейчас растворяюсь в нём полностью, а он с безумным огнём в глазах поднимает руку и большим пальцем правой руки проводит по моим опухшим губам. Это мегасексуально. И у меня окончательно сдают тормоза… Я облизываю его палец, сосу его, и мужские глаза вспыхивают ярче. Мы оба безумные,

случайные, как будто бы пьяные. Тело полыхает, даже болит от желания. Впервые так отчаянно хочется не просто быть с мужчиной,а делать это грубо и грязно. Где-то под кожей головы фоном пульсирует: «Сопротивляйся, глупая дура». И, кажется, я должна что-то ему сказать, спросить, предъявить претензию, накричать, но вместо этого запускаю руки за пояс его брюк, начиная сдирать с него штаны вместе с трусами. С первого раза не получается, и я снова и снова д"eргаю хлопковую ткань белых боксеров, параллельно оглаживая, сжимая, царапая приятную на ощупь крепкую задницу. Вызывая его усмешку. И он ускоряется, дёргает молнию на моих джинсах, резко стягивает их вниз по б"eдрам. А я задыхаюсь, только и хочу... Быстрее. Пусть бы скорее, чтобы этот огонь, это жжение между бёдер отпустило. Не могу это терпеть. Я сейчас чокнусь. Он должен меня взять, чтобы это выматывающее все кишки желание наконец отступило. Удовлетворить его — это сейчас самое главное на свете. Он сам снимает с себя брюки и без послаблений, жёстко придавливает меня к стене, приподнимая. Я смотрю в серые глаза с таким опьянением, словно выхлебала полбутылки портвейна из горла на голодный желудок. Тихонов делает мне больно, придавливая слишком сильно. Но даже этого мало. Он с вызовом ухмыляется, умудрившись выудить откуда-то презерватив и надорвать уголок упаковки зубами. А дальше я ничего не помню. Потому что проваливаюсь в такой кайф, что готова стонать на луну как дикая волчица или течная кошка. Он насаживает меня на себя, и все угрызения совести исчезают... Глаза сами собой закрываются, больное сознание уплывает куда-то в сторону галлюциногенных образов, которым сейчас очень трудно подобрать название, но с которыми я абсолютно точно никогда в жизни не захочу расставаться. От жёстких толчков между ног мне умопомрачительно хорошо и обалденно кайфово. К чёрту жизнь, что была до этого, и на хрен ту, что будет после. Это так вызывающе сказочно, что я впиваюсь ногтями в его крепкую спину, изнемогая от единственно правильного желания: увеличить площадь нашего удивительно вкусного трения по максимуму. Впившись зубами в его шею, я позволяю себя трахать, непроизвольно "eрзая голым позвоночником по холодной стене и шершавым обоям. Раз, два, три, четыре, пять… С каждым движением он всё больше приближает меня к раю, и я могу поклясться, что секс никогда не был настолько сногсшибательным. Он вбивает меня в стену, а я, зажмурившись, утыкаюсь носом в его колючую щеку. Иногда он отрывается от меня, чтобы поцеловать в губы, засунуть мне в глотку язык, вылизать рот, разжечь ещё больше. И я начинаю задыхаться, подыхать, изнемогая от абсолютного наслаждения. Мои крики разбиваются о стены, и я лечу в зияющую пропасть, бессовестно громко кончая. Мой любовник присоединяется ко мне и, вдавив в себя с особой жестокостью, сжимает до синяков и боли. В следующие минуты мы тяжело и громко дышим. Такое ощущение, что мы угодили в чёрную пропасть воронки, где только что взорвалась бомба. Осознание приходит в виде яркой вспышки. И когда первая пульсация внизу живота отпускает, я отталкиваю его от себя. — Ты женат! Пытаюсь ударить по лицу, отвесив пощечину за то, что втянул меня во всё это, но он не позволяет, перехватывая запястья. Он голый, красивый, сильный, и его член всё ещё стоит. Я никогда такого не испытывала: чудовищно безумная смесь из отчаянного стыда и адского наслаждения. Микс из отвращения от осознания нас, того греха, что мы совершаем, и сумасшедшей страсти, скручивающей по рукам и ногам. Всегда думала, что эту сторону жизни легко контролировать, а на деле не могу остановить ни себя, ни его. Теперь мне известно, что голый мужчина напротив принадлежит другой женщине, но я не могу перестать хотеть его. — Ты ведь тоже замужем, Ольга Вячеславовна, а кольцо не носишь. — Он снова поднимает руку и проводит пальцем по моим губам, как будто сходит по ним с ума, но я дергаюсь, отворачиваясь. — Разве по-настоящему замужние женщины смотрят на мужиков такими голодными глазами? — А если бы мой муж был тут?! — кричу на него. — Мне наплевать на твоего мужа, Оль. И давай потише. Не повышай на меня голос. — Он мог оказаться дома! Снова пытаюсь ударить за всё, что он со мной делает, за то, как влияет на меня. — Я шёл за тобой, ты работаешь дома, он — нет. Тихонов ловит мои руки. И меня, абсолютно раздетую и беззащитную, скрутив, поворачивает к себе спиной, прижимая горячий пах к моим б"eдрам. Массирует кожу спины, как будто исследуя её гладкость, ласкает мои плечи и шею, откидывая в сторону распущенные волосы. Господи, я не могу… Эти сильные, мужские руки, эти шершавые ладони... Я только что призывала к совести, а теперь опять хочу его. Почти урчу от удовольствия, когда он проводит пальцами по позвоночнику, сгибаясь и покрывая хребет поцелуями. — У нас мало времени, скоро начнётся второй урок, и мне надо на него успеть. На первый я приехал ради тебя. Он заставляет меня упереться руками в стену и, шелестя упаковкой презерватива, входит по новой. Я хочу сопротивляться, но вместо этого кусаю губы от очередной волны накрывающего меня грандиозного экстаза. — Ты должна оценить мои старания, красавица, я встал сегодня пораньше, чтобы трахнуть тебя как следует. И вместо того, чтобы послать к чёртовой матери, я закатываю глаза, принимая его вновь.

Глава 7

Вчера учитель побывал у меня дома, а сегодня я только и делаю, что ухожу из собственной квартиры, чтобы поменьше там находиться. В привычных обоях и старой мебели всё напоминает о нем. Все пути в моём доме ведут через коридор, где я испытала самые сильные ощущения в своей жизни. Я словно до сих пор слышу каждый мучительный стон, чувствую, как пульсирует между бёдер в жадной потребности ощущать его внутри себя бесконечно. Я никогда такого не переживала. Не могу даже понять и описать, как это было. Что-то очень телесное, животное и в то же время неземное и воздушное.