Учитель. Назад в СССР 5

— Оксаночка, милая, как хорошо, что вы зашли нас проведать! — заворковала Лиза.

Женские руки обхватили сзади мои колени, затем демонстративно медленно прошлись вверх до пояса. Елизавета поднималась с пола, используя меня в качестве опоры. Баринова прижалась грудью к моей спине и выглянула из-за плеча.

Никак не комментируя действия Лизаветы, я молча отцепил ее руки от себя, сделал шаг вперед. Оксана, сохраняя невозмутимое выражение лица, сделала шаг назад.

«Лахудра!

Чтоб тебя приподняло и треснуло!» — от души пожелал про себя. Я не сводил глаз с Гриневой. Девушка старательно улыбалась, крепко сжимая в руках ручку фельдшерского саквояжика.

— Егорушка, ну что же ты нашу гостью в дверях держишь, — разливалась соловьем Баринова.

Я резко развернулся и посмотрел на Лизавету. Не знаю, что наглая тварь прочитала в моем взгляде, но вдруг побледнела, заткнулась и даже отступила на шаг от меня. Зацепила бедром стул и рухнула пятой точкой на табуретку. На ту самую, которая дышала на ладан.

Ножки стула скрипнули, подкосились, и под пронзительный визг Елизаветы мебель покачнулась и развалилась прямо на наших глазах.

— Да чтоб тебя, — в сердцах выругался я. Впрочем, не делая никаких попыток кинуться на помощь.

— Егор! — воскликнула Оксана, шагнула было вперед, но резко остановилась, глядя то на орущую Лизавету, то на меня.

— Егор! Помоги! Что ты стоишь столбом! — завизжала Лизавета, некрасиво кривя лицо.

Разъяренная девушка сидела на полу среди обломков, одной рукой опираясь на пол, другой держалась за коленку. Та самая нога, якобы больная, оказалась прямо перед моими глазами. Серовато-желтая гематома слегка поплыла, и до меня вдруг дошло, почему Оксана так настаивала на обмывании места ушиба водой с мылом.

Я перевел взгляд на мусорное ведро, в котором валялся пустой спичечный коробок. Снова посмотрел на Елизавету. Баринова к этому моменту перестала визжать и теперь тихо постанывала, потирая больную ногу за коленку.

— Его-о-о-ор! — заканючила Лиза, глядя на меня глазами, полными слез. — Больно-о-о-о…

— Лиза, может, хватит? — рявкнул я, не делая попытки помочь подняться.

— Егор… Александрович, — в голосе Оксаны послышалось едва скрытое возмущение. — Нехорошо же… ваша невеста упала… помогите ей.

— Она мне не невеста! — отчетливо и громко процедил я. — Перестань скулить, — приказал я. — Лучше расскажи, что ты сделала со спичками. А вы, Оксана Игоревна, обо всем догадались вчера, не так ли? — резко обернувшись к фельдшерице, высказался я.

— Егор… — Гринева растеряно моргнула и слегка покраснела.

— Я уже четверть века Егор! Какого… — хотелось выругаться трехэтажным чисто по-русски, но я сдержался. — Почему вы, Оксана Игоревна, не рассказали мне обо всем вчера? Что за детские игры вы устроили? Сделайте перевязку, помойте ногу с мылом, — выплюнул я рекомендации Гриневой буквально ей в лицо.

Оксана побледнела не хуже Бариновой, раскрыла рот, но тут же

закрыла, упрямо поджала губы, зыркнула так, что я вмиг прочувствовал на собственной шкуре всю силу девичьего гнева и возмущения.

— Во-первых, проблемы пациента — это врачебная тайна, — отчеканила Оксана. — Во-вторых, знаете такую поговорку: милые бранятся, только тешатся? — процедила Гринева, сверкая глазами. — А еще: муж и жена одна сатана? Мне еще бабушка сказывала, что промеж мужа и жены вставать не стоит, снесет отдачей, — язвительно припечатала фельдшерица.

— Она. Мне. не жена. Не невеста. Она. Мне. никто! — буквально взревел я.

Вот как до этих… до этой… до этих женщин, до обеих, донести простую истину: Баринова для меня никто и звать ее никак. А все ее матримониальные планы — только ее мечты, и ко мне никаким боком не относятся.

— Разрешите, я пройду, Егор Александрович, — ледяным тоном отчеканила Гринёва. — Меня пациент ждет.

— Егор… — всхлипнула Баринова. — Помоги мне…

— Отвали! — рявкнул я, окончательно потеряв терпение, развернулся и вышел во двор, от души шарахнув дверью.

Чертовы бабы! Не зря я от них шарахался как черт от ладана всю сознательную жизнь. Нет, ну любовницы и подруги, они конечно были. Так-то я нормальный здоровый мужик. Но едва только очередная пассия начинала выкидывать коленца и вырисовывать фортеля, сразу говорил «до свидания».

Бабские слезы, ссоры, истерики, выдумки и прочее мозгоклюйство я на дух не терпел. Тем огорчительней осознавать, как ошибся в Оксане. Похоже, Гринёва точно такая же, как все особы женского пола: не разобравшись в ситуации, сделала выводы И вот уже она на стороне Бариновой чисто из женской солидарности.

— Да ну к черту! — рявкнул я вслух, отшвырнул так и не подкуренную сигарету и вернулся в дом.

— Значит так, — отчеканил я, окинув ледяным взглядом двух девиц на полу. — Уважаемая Оксана Игоревна, надеюсь в вашем фельдшерском пункте отыщется место для пациентки? С перевозкой я помогу. Молчать, — цыкнул я, заметив, что Баринова пытается что-то вякнуть. — Вещи твои соберу и привезу. В моем доме ты больше не останешься. Надеюсь, ничего серьезного сейчас не произошло?

Я выделил голосом слово «сейчас» и с усмешкой закончил:

— Не подозревал, Елизавета Юрьевна, за тобой таких талантов. Это же надо было додуматься, как настоящая аферистка сработала. И гематому нарисовала. То-то я все утро маялся, никак не мог понять, отчего вчера в моем доме так воняло горелыми спичками, и почему коробок оказался пустым.

Я помолчал, затем обратился к фельдшерице.

— От вас, Оксана Игоревна, тоже не ожидал, — подчеркнуто вежливо выдал Гриневой. — Отмазка врачебной тайной — это вы хорошо придумали. Что, захотелось отыграться? Пошутить над молодым человеком, который проявил к вам симпатию? Отомстили за прошлое, так сказать? Полегчало? —