Учитель
Шрифт:
— Ну, если без карцера и ненадолго, то ладно. — Вздохнул я. В самом деле, индульгенцию мне никто не выписывал, да и… знал я, на что иду. И когда за Переверзевым лез, и когда к Вербицким шёл. Хорошо ещё, что прямо сейчас никто в подавители не закатывает.
— Кстати, а с чего у тебя такая нелюбовь к карцеру-то? — Вдруг поинтересовался полковник, а заметив мой взгляд, напрягся. — Нет, я понимаю, место неуютное и долго там не просидишь, но… два часа-то выдержать можно, разве нет?
— Не два, а двадцать. — Ощерился я. — Вечером доставили, запихнули в этот «кубик», через несколько часов вытащили на допрос и убрали обратно. И только перед тем как выпустить, перевели в обычную камеру, где я и получаса не пробыл. Как результат,
Вербицкий нахмурился и уже открыл было рот, чтобы что-то спросить, но тут в кабинет вошла Мария с подносом и, довольно улыбаясь, принялась выставлять на стол графин с плещущейся на донышке янтарной жидкостью, пару хрустальных «тюльпанов», кофейный прибор и… пепельницу. Наблюдательная дочка растёт у полковника, хм. Я благодарно кивнул и…
Затрезвонивший на руке браслет заставил меня дёрнуться. Этот сигнал я выставлял только на домашнюю сигнализацию…
ЧАСТЬ V. ТЕАТР ВОЕННЫХ ДЕЙСТВИЙ
Глава 1. В тиши кабинетной…
По логике, я должен был бы бросить всё и мчаться домой, выяснять что там происходит и почему сигнализация, подав истошный вопль вдруг заткнулась, а все имеющиеся в доме, фиксаторы отключились ровно через шесть секунд после сигнала тревоги. Должен бы, но… признаю, некоторые стороны политики государственного непотизма мне начинают нравиться.
В общем, вместо меня в Сокольники отправилась группа «специалистов» Пятого стола. Благо, базируются они в «древнем пристанище» Преображенского приказа, а именно, чуть ли не в центре одноименного села. Вообще, весьма характерное соседство. С одной стороны, под боком зимние квартиры Преображенского полка, а с другой, до боярского городка рукой подать. Честное слово, иногда я начинаю думать, что государь неспроста держит такой «набор инструментов» по соседству со своими владетельными подданными. Впрочем, сейчас мне было не до того. Мне очень не нравилась воцарившаяся вокруг меня и моего дома суета и, сидя в уютном кабинете Вербицкого, я пытался понять, кому и зачем вообще могло понадобиться устраивать весь этот переполох. Слежка… попытка давления приказных… и уже второе нападение на дом. Кому и зачем это могло понадобиться? Уточню, для кого эта игра настолько серьёзна, что он… или она… не остановился даже перед смертью двух сотрудников Преображенского приказа, несмотря на опасность обратить против себя государственный механизм, со всеми вытекающими последствиями?
Чёрт! И почему во время первого налёта, у меня не было чуть больше времени? Хоть архаровца бы того с толком допросил бы! Так ведь нет. Налетели, скрутили… а теперь… хоть с ещё одной просьбой к Вербицкому лезь. Нет, не то что бы я его упрашивал помочь мне сейчас с проверкой дома, тут Анатолию Семёновичу хватило одного взгляда. Он моментально понял, что дело не в школьных проблемах и, парой вопросов уточнив ситуацию, вызвал «кавалерию», без единой просьбы с моей стороны.
— Кирилл? — Хозяин дома выжидающе взглянул на меня, когда я щёлкнул пальцами. — Ты что-то вспомнил?
— Да, Анатолий Семёнович. Полагаю, вся эта ситуация с нападениями и моим незаконным удержанием в карцере вас интересует не только в разрезе происшествия с двумя приказными? — Уточнил я.
— Разумеется. — Пожал плечами мой собеседник. — Я думал, ты это уже понял… тем более, в свете нашего недавнего разговора, у меня появились и личные причины в этом деле. А что?
— Да я вот сейчас вспомнил, что в больничном крыле Приказа должен находиться один из тех налётчиков, из-за которых я угодил в гости к вашим коллегам. — Протянул я.
Никогда не понимал выражения «сделал стойку»… до сего момента. Обозвать иначе произошедшие с Вербицким метаморфозы, я не могу.
Вопросы посыпались, как из
Дожидаясь доклада посланной к моему дому группы, мы успели посидеть за столом, где я познакомился с матушкой моей одноклассницы. Весьма… эффектной дамой, возраст которой с трудом определил бы даже гений пластической хирургии. Впрочем, учитывая и без того немаленькую продолжительность жизни одарённых вообще, и контроль Эфира у этой дамы в частности, могу предположить, что скальпель врача никогда не касался её нежнейшей белизны кожи. Целитель… и явно целитель не из последних. Достаточно «принюхаться» к той ауре покоя и безмятежности, что с профессиональной «дозировкой» и точностью распространяет вокруг себя дражайшая Василиса Тимофеевна, чтобы тут же вспомнить штатного эскулапа Громовых… Очень схожие ощущения. А если вспомнить профессионализм Иннокентия Львовича, в общем… с интересами супруги хозяина дома всё понятно и прозрачно. Правда, судя по чёткости всё того же эфирного следа, она не мастер, подмастерье… может быть. Уровня того же Хромова, но медицинскими техниками явно владеет виртуозно. Хорошо…
Вопреки моим ожиданиям, ужин не сопровождался «светской» беседой, и был… по — домашнему уютен. Может быть, это и был результат старания женской половины дома показать себя белыми и пушистыми, и вообще самыми лучшими в будущем союзниками и друзьями, но я был благодарен им за подаренные минуты спокойствия, рассчитывать на которые, в свете имеющихся новостей я не мог.
Но, как бы то ни было, ужин не продлился достаточно долго, чтобы я окончательно расслабился, а потому, едва мы оказались снова в кабинете Вербицкого, вернулся к своим размышлениям… Было, было у меня ощущение, что я что-то упустил, и мне хотелось восстановить весь ход нашей беседы с Вербицким до ужина, но… не судьба, кажется. Стоило закрыться двери кабинета, а на столе возникнуть бокалу гранатового сока для меня и уже знакомого коньячного набора для хозяина дома, как последний, раскурив ароматную сигару, тут же отвлёк меня от раздумий — воспоминаний.
— Кирилл, а ведь для тебя, известие о возможном возвращении в именитые было неожиданностью, а? Я имею в виду, главой собственного рода, а не вхождением в чужой, примаком или боярским сыном… — Поинтересовался Анатолий Семёнович.
— Не скрою. Прежде такая мысль мне и в голову не приходила. — Кивнул я и, окинув взглядом выжидающе посматривающего на меня Вербицкого, договорил. — Да и желание, тоже.
— Хм… Интересно. Ты настолько неамбициозен? — Тихо проговорил он. — Любой юноша твоего возраста, даже раздумывать не стал бы, представься ему подобная возможность.
— Я, может быть и юн, но не идиот. — Пожал я плечами. Ты хотел честности? Ты её получишь. — Не забывайте, я не только читал истории о богатырях и самоотверженных боярах, чья жизнь — служение трону и стране. Но и видел, как это выглядит… изнутри, так сказать. И не могу сказать, что нашёл много совпадений меж провозглашаемым и действительным. Гордости за предков, переходящей в надменность, хоть отбавляй. Надменности богатеев переходящей в форменное чванство, ещё больше. А вот со служением… как-то глухо.
— Хм… — Вербицкий кивнул, словно приглашая продолжить. Да пожалуйста.
— Знаете, после пира у Бестужевых, я, впечатлённый количеством гостей и их разнообразием в занятиях и интересах, решил поинтересоваться статистикой занятости именитых. — Медленно продолжил я. Глаза Вербицкого удивлённо распахнулись во всю дарованную природой ширь. А это немало…
— Какой… оригинальный интерес… — Справившись с собой, проговорил мой собеседник и закончил уже нормальным тоном… для обретения которого, ему пришлось смочить горло добрым глотком коньяка. — И где же ты отыскал такие сведения?