Учителя и М-ученики (Русь эзотерическая)
Шрифт:
«Несомненно, что и людей интересных здесь много, и со многими хочется познакомиться и поговорить… Хотя, по большей части, именно они и не занимают никакой руководящей роли, теряются в толпе, как и везде… Как и в обычной жизни», – подумала она.
«Хорошо, что Сергей сейчас здесь, рядом, что он тоже поехал. А то бы взяли меня ещё больше в оборот, совсем бы крыша у меня улетела», – Наталья слегка улыбнулась. С Сергеем, как ни странно, ей сейчас было просто и легко общаться. Хотя, она считала себя человеком замкнутым, не разговорчивым. В любых компаниях и группах её легко принимали и к ней хорошо относились. Но при этом, никогда не понимали и не считались с её мнением. Она была для всех просто милой девочкой, и никто и никогда не знал, что происходит в её голове и с её чувствами. Только
«Впрочем, наверное, это из-за крайней общительности Сергея. Ему со всеми просто общаться, – подумала Наталья. – А главное, это не сдурить и не влюбиться. Вот уж будет глупо! Пропадёт откровенность и дружба, страшно станет слово сказать, начну избегать его. В общем, дребедень одна выйдет».
В то время как Наталья по-прежнему сидела на берегу, сюда же вышла женщина из местных, остановилась неподалёку. Наталья сегодня её уже видела и запомнила: женщина подошла к костру, поздоровалась со всеми: – Здравствуйте! На Поляну приехали? Милости просим. Отдыхайте, места здесь хорошие. Я сама с утра к роднику сходила, воды целебной набрала. Вот, увидала новых людей, с палатками. Ну, и зашла на огонёк…
Поговаривали, что она частенько, и не первый год, заворачивает к эзотерикам. А звали её Светланой.
Она была для местных, как рассказал Сан Саныч, белой вороной. Те люди, что продавали ему молоко, считали Светлану женщиной со странностями: в отличие от них самих, она в лес ходила, на речку, в поле за травами… Сами они в лес не ногой, а у этой была, мол, такая странная блажь.
– Думаю, и за то они на нее косятся, что с нами Светлана ладит. Костерят за то, что "прибилась" к эзотерикам. Но дух у нее сильный, своевольная она. Выдюжит насмешки, – усмехнулся тогда Сан Саныч.
Впрочем, некоторые бывалые эзотерики, как и «местные», тоже зубоскалили на её счёт. «Под Анастасию работает», – хихикали одни. «Чайка хочет попить у костерка на халяву», – ехидничали другие.
А если и чайка? Что, жалко стало? Впрочем, что же она, воды бы в котелок не набрала, травы не нарвала да костерок сама бы не развела, такая крепкая и сильная? Чаёк… Без заварки и сахара. А что ещё возьмёшь от небогатой братвы – эзотериков? Миллионеры по лесам не ходят. Какой правды им здесь искать?
Посидеть, погреться… Разговоры послушать. Самой что-нибудь рассказать: про травы, про камни. Лес – как книга, читаемая с детства. Под Анастасию? – а ведь что-то в ней такое и правда есть: крепкая, сильная, своенравная…
Тем временем, местная "Анастасия" искупалась. Вышла из реки и стала отжимать широким полотенцем длинные тёмно-русые волосы. Озорно глянула на Наталью чуть раскосыми, смеющимися, с лукавинкой, "ведьминскими" смелыми глазами и спросила шутливо:
– Что не купаешься? Али какая дума сердце гложет?
И Наталью, неожиданно даже для неё самой, вдруг как прорвало, и она заговорила сбивчиво:
– Думаю иногда, что, может, ерундой мы все – ну, кто на Поляну приехал – здесь занимаемся… Ну, в лучшем случае, отдыхом на свежем воздухе… А для остального мира наша так называемая "работа" – просто смешна. Ерундой страдаем. Ну, а что иначе нужно делать? Идти деньги зашибать? Увы, не умею. Читаешь о том беспределе, который сейчас творится… Мурашки по коже. Мир чужой, холодный и страшный. Правда всего лишь такова, что мы все стремительно катимся в пропасть. Абсурд, кровавый кошмар. Одни – жируют, издеваясь над теми, кто беден, как же, ведь они – хозяева жизни. А бедные – голодают, умирают, не в состоянии этому противостоять. И никто и никому не нужен. Бедным – потому что они и хотели бы, но не могут никому помочь, а у богатых – совсем не на то желание доллары тратить. Не знаю, есть ли смысл прикладывать силы, чтобы всё это выдержать и выжить, не вижу смысла… Ненавижу! Иногда – и себя, и всех ненавижу. И надо всем этим, постоянно – на радио, по телевидению, в газетах – стелется просто какой-то апофеоз оскотинивания!
Светлана поначалу растерялась. Потом с минуту
– Вот что, милая! Ты, наверное, сама чувствуешь, я истину тебе не открою… Ты сама знаешь: борьба идёт повсюду, страшная борьба. И не только физическая, за выживание, а ещё и на других планах. Да, могут, конечно, нас убить, могут – сено заставить жевать с голодухи. Но хуже смерти ничего не будет. А для верующего она – освобождение. Главное – не быть такими, как они, ведь именно этого они хотят. Если продашь душу – тебе сразу и колбаса на стол будет, и «Мерседес» в придачу. Очень мало сейчас можно честно заработать, разве что – мужчине сильному, работая с утра до вечера, не покладая рук. И то – если с работой повезёт. Ещё меньше можно заработать "головой": мыслительным трудом, если он с бизнесом или другим надувательством не связан. А потому, бедный и честный сейчас – синонимы. А значит, и не горюй, что на Руси мало богатых и много бедных… Конечно, есть и среди бедных такие, что с удовольствием и душу бы продали, да не покупает никто… Нечего покупать там. Те пьют, воруют, снова пьют. Отребье. Но нищих и честных – их большинство. И умных много, и талантливых. Но не нужны сейчас ни умные, ни талантливые, ни работящие.
Особенность страны такова, что супостаты и без рабочего люда, и без крестьян, и без ученых и учителей – без всех нас, словом – преспокойно проживут, даже если вымрем мы все, и работать, конечно, перестанем. Потому, что всегда будет, что продать: богатство наше – беда для простого люда. Леса, земля, полезные ископаемые, иконы старинные… А ещё и ядерные отходы со всей Европы можно ввозить для захоронения – тоже деньги будут. Только вот что я тебе скажу… Видишь меня? Мне уже далеко за тридцать, а кто этого не знает, не дают и двадцати. Это – от бога, и остается для нас возможным, как бы ни плохи были условия, в которых мы живем. Думаешь, каждая богачка, что делает косметические операции и на Канары катается, сможет так выглядеть? Понятно, конечно, что с точки зрения людей её круга я не привлекательна. Сила моя таких отталкивает, а не притягивает. И не смазлива я. Разные мы, и наши жизни в разных мирах пролегают. И богачка мне не позавидует, и я тоже такой жизни не пожелаю, как у богатых. Они ведь всего боятся. Живут и дрожат. Впрочем, мне их не жалко: сами это выбрали. "Хорошую жизнь" свою. Девиз которой: хапай побольше и неси подальше, тешь во всем свою ненасытную утробу. Это сейчас называется коммерческой жилкой. Совсем без совести надо быть, проматывая большие богатства и зная, что рядом люди всю свою жизнь впроголодь проживут. Одно только знаю: их деньги ни на минуту не отсрочат их, богатых, часа смертного. А туда – ничего с собой не захватишь. И за всё – в этой ли жизни, или после неё, – но придётся заплатить. Не только и не столько деньгами. Не везде они в ходу…
Знаешь, была я как-то в нашем районном центре. Шла по улице. Остановилась машина. Такая, как говорится… Крутая. Вышел, как говорится, мальчик. Смазливый такой. В костюмчике с иголочки. С лоском. И вдруг – меня останавливает. Сказал что-то вроде: "Поехали со мной". А я молча смотрю на него в упор, а у него глазки сразу так и забегали. Ни взгляда не поймать, ни… человека. Знаешь, будто пустая оболочка передо мной стоит. А сущности там – совсем и нет. Не ощущаю человека. Кажется, задень случайно – и растает. Или – пройди сквозь него, как сквозь облако пыли. Не человек это… Так, структура – как здесь говорят, слышала я такое понятие. Мне тогда и страшно стало, и противно. Ну, и пошла я дальше, как мимо пустого места, не оборачиваясь. А – что их бояться? Пусть эти структуры, нелюди – сами нас боятся…
Скажу ещё так. Вот много ли взрослому человеку, в сущности, надо? Из еды мне, например, летом хватает двух яблок и полбуханки хлеба в день. И так – неделями. Вот чаю я много пью, воды родниковой. И – будто от леса какую энергию получаю. Хожу по лесу: то за грибами, то за ягодами, запасаюсь на зиму. А вот деток малых жаль. Им больше кушать надобно, организм растет. Потому, мало деток у нас рождается: боятся люди, что на голодную и страшную жизнь их обрекут. В будущем-то просвета никакого не предвидится.