Удача – это женщина
Шрифт:
Восемнадцатилетний Филипп Чен считался китайцем американского происхождения. Он получил западное воспитание и образование, коротко подстригал свои черные блестящие волосы и одевался на европейский манер, появляясь на китайских национальных праздниках в пиджаке и брюках. Мандарин предвидел, что с Филиппом должна была произойти подобная метаморфоза. По желанию Лаи Цина Филипп большую часть жизни прожил в китайской семье, изъявившей желание приютить сироту, и посещал китайскую школу, но при этом к нему каждый день приходил учитель и обучал его американской и европейской истории и основам западной культуры. В шестнадцать лет Филипп оставил школу и начал работать бок о бок с Лаи Цином, которого уважительно именовал «достопочтенный отец». С удивительным
Олли с обожанием смотрел на серьезное лицо Филиппа, пока они торопливо шли вниз по улице, чтобы сесть в трамвай, направлявшийся на Маркет-стрит. Филипп Чен был его идолом. Олли нравилась даже его внешность, хотя тот был невелик ростом и чересчур бледен. Продолговатые восточные глаза молодого китайца излучали особый свет, свойственный лишь представителям этой древнейшей нации. Он называл Олли «младший братец» и был загадочен и молчалив. Олли никогда не мог догадаться, о чем думает его старший приятель в ту или другую минуту. Скорее всего, полагал он, Филипп занят важными размышлениями, поскольку тот никогда не проявлял видимого интереса к бейсболу, не коллекционировал пустых пачек из-под сигарет и не испытывал желания прокатиться лишний раз верхом, когда они все вместе выбирались отдохнуть на ранчо. А Филиппу было о чем размышлять — например, о курсе валюты в Гонконге по отношению к американскому доллару или о тоннаже нового корабля, пополнившего флот Лаи Цина. Отчасти по этой причине Олли всегда с большим удовольствием сопровождал Филиппа в офис Мандарина — ему очень хотелось получше узнать, какими делами заворачивают Филипп и Лаи Цин. Он бредил морскими путешествиями, и ему безумно хотелось отправиться вместе с матерью, Мандарином и Филиппом куда-нибудь в Гонконг или Сингапур и понаблюдать, как разгружают большие морские суда. Впрочем, он готов был в любое время отплыть в любое другое место, при условии, разумеется, что его друзья и мать будут рядом.
Вообще-то Филипп был его единственным другом. Конечно, деньги сыграли свою роль, и Олли посещал одну из самых привилегированных школ в Сан-Франциско, но, в сущности, так и не пришелся там ко двору. И дело было не в том, что он не ладил с товарищами, отношения с мальчиками у него сложились прекрасные — они играли вместе в футбол и по-дружески болтали на переменах. Просто никто из них не приглашал его в гости. Олли догадывался, что его семья чем-то отличалась от прочих, и, хотя он гордился своими домочадцами, иногда ему становилось не по себе. И тогда он чувствовал себя одиноким, однако старался смотреть на вещи философски и внушал себе, что волноваться по этому поводу не стоит, тем более что на следующий год мать намеревалась отправить его в школу следующей ступени на Восточное побережье Штатов. Поэтому, когда китайский юноша по имени Филипп Чен перебрался к ним жить, Олли впервые обрел друга.
Влажный туман наползал на город с залива, и Олли глубоко втянул в себя влажный солоноватый воздух, словно моряк, ожидающий, когда задует ветер.
— Знаешь что Филипп, — заявил он приятелю, когда они подошли к деревянным дверям склада, — однажды я стану капитаном корабля. Это будет флагманский корабль нашего флота, и мы назовем его «Мандарин».
Филипп кивнул:
— Если таково твое желание, младший братец, я лично буду присутствовать в этот день в Гонконге и прослежу, чтобы твой корабль побыстрее загрузили.
— Когда я был совсем маленьким, — продолжал Олли, — я хотел быть морским пиратом, но Мандарин сказал, что это не слишком достойная профессия. Конечно, я и сам об этом догадывался, но уж больно все это здорово звучало.
Склад, около которого они находились, Лаи Цин купил много лет назад. Тогда это был небольшой сарай. Теперь же на его месте образовался целый
Как обычно, Лаи Цин находился в офисе. Он был одет в длинный просторный темно-синий халат, который обыкновенно носил в будни, а его кабинет являл собой образец простоты и аккуратности. На тиковом столе лежали его любимые деревянные счеты и стояла китайская чернильница. Рядом — стаканчик с перьевыми ручками, кисточками для туши. Прямо перед Мандарином лежали пачка деловых бумаг и большой гроссбух в красном кожаном переплете. Когда молодые люди постучали, он поднял голову от документов и пригласил их войти.
Филипп поклонился на восточный манер, и Олли последовал его примеру. Он не мог припомнить, чтобы Мандарин хотя бы один раз обнял и поцеловал его, даже когда Олли был совсем малышом. Мандарин придерживался китайской системы вежливости, которая сплошь состояла из всевозможных ритуалов и поклонов. Тем не менее, всякий раз, когда мандарин видел Олли, его глаза загорались, и Олли знал, что Лаи Цин рад его видеть.
— Добро пожаловать, Олли, — произнес он по-китайски. — Надеюсь, что та радость, которую ты доставляешь мне своим присутствием, не скажется на приготовлении домашнего задания?
Олли рассмеялся. Отбросив непокорную прядь светлых волос от глаз, он ответил тоже по-китайски:
— Нет, господин. Я обещал маме, что сделаю его позже. Мандарин кивнул:
— Если уж ты пришел, придется дать тебе работенку. Он протянул мальчику счеты и, пододвинув к нему конторскую книгу, предложил уточнить цифры на последней странице. Олли с удовольствием согласился. Цифры и слова были написаны по-китайски, и он знал, что Мандарин хочет проверить, насколько твердо он усвоил письменный китайский язык. Олли изучал китайский с пяти лет и почти так же хорошо говорил на диалектах «кантонский» и «мандарин», как и по-английски, но иероглифы знал не в пример хуже. Сунув толстенную книгу под мышку, он последовал за Филиппом в его крошечный кабинетик, чтобы там приступить к выполнению задания.
Через полчаса над окутанным туманом заливом проревел гудок парохода, входившего в порт. Олли инстинктивно поднял глаза к окну и неожиданно увидел человеческое лицо, прижавшееся к оконному стеклу с противоположной стороны. Бросив карандаш, мальчик выбежал на улицу, но никого не обнаружил.
— Что случилось? — обеспокоенно спросил Филипп, когда Олли вернулся.
— Так, ничего. Мне просто показалось, что за окном кто-то стоит и пытается заглянуть в комнату, но, возможно, я ошибся.
Филипп вернулся к прерванной работе, Олли тоже продолжил свои занятия и через некоторое время вернулся с конторской книгой в кабинет Мандарина. Тот опытным взглядом пробежал колонки цифр и слов, написанных по-китайски, и указал на одну небольшую ошибку.
— Ты делаешь успехи, Олли, — в устах Лаи Цина было наивысшей похвалой. — Но твоя мать уже, наверное, заждалась тебя, а свое слово надо держать.
Олли попрощался с Мандарином и вышел из кабинета. К выходу нужно было идти через складское помещение, и мальчик с удовольствием вдыхал запах свежих кофейных зерен, упакованных в джутовые мешки. Впрочем, аромат чая ощущался еще сильнее — он проникал даже сквозь крышки деревянных контейнеров, в которых чай хранился. А еще на складе вкусно пахло красным перцем и циннамоном, корицей и мускатным орехом, и Олли опять размечтался о будущих путешествиях в дальние экзотические страны, откуда прибыли все эти товары, где расцветают лотосы и за каждым углом поджидают приключения. Он не сомневался, что когда-нибудь обязательно поплывет туда на большом белом корабле во главе целой эскадры. Стоило ему закрыть глаза, и он уже слышал шум моря и крики чаек, летящих над водой.