Удачливый крестьянин
Шрифт:
Поначалу кое-кто из этих недостойных друзей навещал ее; но уверившись, что дело плохо и что приятельница их разорена, они бежали, да видимо, и поныне в бегах: по пути же оповестили о случившемся остальных – и вскоре посетителей не стало вовсе.
Закончу на этом рассказ о сих горестных событиях; подробное описание их заняло бы слишком много места.
Я пробыл в этом доме еще три дня. Все слуги получили расчет, за исключением одной горничной; как раз ее-то барыня всегда любила меньше других; но хотя ей задолжали жалованье за много месяцев, эта горничная не пожелала бросить свою хозяйку.
Это была как раз та некрасивая девушка, о которой я упоминал в начале своего повествования – та самая, о чьей внешности мне не хотелось говорить, настолько серой
Природа часто хитрит с нами, она прячет прекрасные души под незначительной внешностью, никто о них не подозревает, и вдруг, когда такие люди раскрывают себя, их достоинства возникают неожиданно, точно из-под земли.
Пораженный всеми этими впечатлениями, я отправился к барыне и предложил служить ей всю жизнь, если услуги мои будут ей полезны.
– Увы, дитя мое, – сказала она, – что тебе ответить? Я рада была бы вознаградить тебя за преданность; но ты сам видишь, в каком я положении, и неизвестно, что будет со мной дальше и что у меня останется. Поэтому я не хочу, чтобы ты связывал со мной свою судьбу; ищи своего счастья в другом месте. Приставив тебя к нашему племяннику, я имела намерение позаботиться о твоем будущем, но теперь я бессильна, лучше уходи; здесь твое жалованье будет слишком скудным, поищи чего-нибудь получше, да не падай духом; бог вознаградит тебя за доброе сердце.
Я попробовал было спорить, но она решительно велела мне искать другого места, и я ушел, заливаясь слезами.
Я отправился к себе в комнату, чтобы собрать узелок. По дороге мне попался наставник моего барчонка, уже шествовавший к выходу вслед за своими сундуками. Его воспитанник плакал, прощаясь с учителем, и плакал лишь он один. Я тоже попрощался с малышом, и он при этом воскликнул голосом, пронзившим мне сердце:
– Что же это? Все меня бросают!
В ответ я только вздохнул, больше мне нечего было сказать, и вышел, взвалив на спину нажитое добро и ни с кем больше не попрощавшись. Я было подумал, не зайти ли проститься с Женевьевой, но я ее больше не любил, а только жалел, так что при подобных обстоятельствах великодушнее было, пожалуй, не являться ей на глаза.
Дом барыни я покидал с решением уехать обратно в деревню, так как не знал, ни куда было мне деваться, ни как иначе устроиться.
Никого знакомых у меня не было; никакой работы, кроме крестьянской, я не знал: умел сеять, пахать землю, подстригать виноградники – вот и вся моя наука.
Правда, Париж за короткое время успел соскрести с меня деревенскую кору, в которой я туда явился; я уже умел и войти и выйти, научился прямо держать голову и носить шляпу так, что всякий видел: этот парень далеко не глуп.
Словом, я приобрел толику столичного лоска, потерся в обществе, – пусть не в самом лучшем, но все же в каком ни на есть обществе. Однако на этом и кончались мои таланты. Правда, в придачу к ним надо еще прибавить смазливое лицо, дарованное мне природой, – вот и все козыри, какими я располагал.
Я пока не назначил себе дня отъезда, а тем временем поселился в одном из тех скромных трактиров, которые из презрения к бедности именуют харчевнями. [12]
Здесь я прожил два дня в компании возчиков, которые показались мне несносными грубиянами; значит, сам я уже пообтесался и стал другим.
12
Именуют харчевнями. – Харчевни были чем-то вроде общественных столовых и одновременно гостиниц низшего класса. В первом этаже обычно располагалась общая комната с очагом, служившая и столовой и кухней. В верхнем этаже (а иногда это были мансарда или просто чердак) помещались комнаты для постояльцев. В романе «Жизнь Марианны» (ч. II) Мариво описал одну из таких харчевен с их теснотой, убогой обстановкой и сомнительными постояльцами.
Глядя на них, я понял, что вовсе не хочу возвращаться в деревню. Зачем? –
Все это невредно для молодого человека, который ищет своего счастья. При таком характере поиски не остаются напрасными – случай благоприятствует воздержанному, он достигает успеха. Я заметил, что лакомки теряют половину времени, чтобы вкусно поесть. Эта забота поглощает у них так много сил, что на прочее уже ничего не остается.
Итак, я решил задержаться в Париже дольше, чем сначала предполагал.
На другой же день я собрался навестить мою бывшую барыню и попросить у нее рекомендации. Но мне сообщили, что она удалилась в монастырь вместе с той преданной камеристкой, о которой я говорил; дела ее обернулись плачевно, и всех средств едва доставало, чтобы дожить в безвестности остаток дней.
Узнав об этом, я только тяжело вздохнул. Память об этой даме была мне дорога, но я ничем не мог ей помочь. Мне не оставалось ничего другого, как отправиться на розыски некоего дядюшки Жака, бывшего нашего деревенского соседа, к которому отец перед отъездом велел мне зайти и передать поклон. Я сохранил его адрес, но до сих пор так и не удосужился туда сходить.
Он служил поваром в каком-то богатом доме, и я отправился разыскивать его.
Часов в семь или восемь утра я уже шагал по Новому мосту; [13] шел я быстро, ибо погода стояла холодная, и ни о чем не помышлял, кроме встречи с земляком.
13
Новый Мост соединяет оба берега Сены, проходя через западную оконечность острова Сите. Это один из самых прославленных мостов Парижа. Заложен в 1578 г. при Генрихе III, открыт в 1603 г. Генрихом IV. В XVII и XVIII вв. это было излюбленное место прогулок парижан, вообще один из центров городской жизни. Сохранилось немало его описаний, в том числе в «Картинах Парижа» Мерсье. Фонвизин, посетивший столицу Франции во второй половине XVIII в., сообщал родным: «Есть здесь мост, так называемый Pont-Neuf. Кто недавно в Париже, с тем бьются здешние жители об заклад, что когда по нем ни пойти, всякий раз встретится на нем белая лошадь, поп и непотребная женщина. Я нарочно хожу на этот мост и всякий раз их встречаю» (Д. И. Фонвизин. Собр. соч. в 2-х томах, т. 2. М. – Л., 1959, стр. 439).
Поравнявшись с бронзовым конем, [14] я заметил женщину, закутанную в темную шелковую шаль; прислонясь к перилам моста, она бормотала: «Ох, умираю!».
Услышав эти слова, я подошел узнать, не надо ли ей помочь.
– Вам дурно, сударыня? – обратился я к ней.
– Да, дитя мое, мне очень, очень худо, – ответила она. – Вдруг голова закружилась; вот стою тут и держусь за перила.
Я разглядывал ее; мое внимание привлекла ее круглая свежая физиономия; на пухлых щеках, немного побледневших от недомогания, в обычное время, наверное, играл приятный румянец.
14
Бронзовый конь – статуя Генриха IV, изготовленная в 1614 г. в Ливорно по заказу Людовика XIII. С большими трудностями статуя была доставлена в Париж водным путем. В XVIII в. около нее помещались лавочки и лотки мелких торговцев (как и на проходящем рядом Новом мосту), что привлекало сюда публику. В 1792 г. статуя была снята и переплавлена на пушки.