Удар иглы
Шрифт:
Удача улыбалась нам и дальше. Мы достигли города Дижон, славившегося производством бургундских вин. Правда, нас не столько интересовали вина и красивые виды на монастырь Шанмоль, сколько видный землевладелец из знатного рода барон де Валетт. Из окон его замка открывался вид на бескрайние виноградники, приносившие немалые доходы. Мы отдохнули два дня, восстановили свои силы и пополнили кошелек, взяв у барона сумму, достаточную для выполнения всех наших планов. Барон проводил нас с облегчением. Он всегда беспрекословно выполнял все, что требовал от
Перед нами вновь лежала дорога. Мы оставили позади французские провинции и шли теперь через германские княжества, управляемые тщеславными правителями, которые изнуряли народ податями, пылая несбыточным желанием хоть немного размахом и роскошью походить на Людовика Четырнадцатого.
Но вот Германия осталась за нашей спиной. А затем и кантоны Швец, Ури, Унтервальден, город Женева, прозванный протестантским Римом, – оплот великого реформатора Жана Кальвина. Постоялые дворы, ночевки под открытым небом, увы, не такие приятные, как несколько месяцев назад в Испании, ведь на дворе уже была осень и заметно холодало. Неделя проходила за неделей, время неумолимо ползло вперед, приближая нас к развязке.
Однажды вечером Адепт хлопнул ладонью по столу:
– Все, время близится. Наш путь лежит прямиком в город дожей, в Венецию.
– Наконец-то, – прошептал я.
– Нельзя забывать о том, что Хранитель копит силы. Я чувствую, он снова натягивает нить.
Я тоже это чувствовал. Но Робгур за два года ничего не добился, хотя и сильно приблизился к нам. Почему у него должно это получиться сейчас? Ведь теперь у нас появились вещи, способные облегчить борьбу с ним, – гризрак и ключ.
– А вас не обманывают ваши чувства? – спросил Генри. – Сколько говорено об этом таинственном враге, но ни разу не удалось увидеть хотя бы его спину. Так, ураганы, бури, странные типы на нашем пути – и все! А может, он не имеет к ним никакого отношения и это все фантазии?
– Что я слышу, Генри? – усмехнулся я. – После всего, что нам пришлось пережить, ты впадаешь в бесплодный и смешной скепсис?
– В том-то и дело, что на нашу долю выпало слишком много чудес. Хочется хоть ненадолго спуститься на твердую землю. И хоть немного побыть на ней, уцепившись хотя бы за скептицизм.
– Подобные сомнения полезны, но не сейчас, – усмехнулся Адепт. – Хранитель Робгур придет. И помни, что для него ты такой же враг, как и мы.
– Вы умеете заговаривать зубы. А мне хочется снова стать простым и наивным вором и не знать ничего обо всем этом.
– Незнание делает человека бессильным.
– Но зато ни к чему не обязывает. Где он, ваш Робгур, чтоб его черти разодрали? Пускай покажется, и мы посмотрим, чьи руки сильнее и чей клинок острее?
– Ему не нужны руки и клинок. И если бы он мог предстать перед нами, он бы давно предстал. И тогда нам не позавидовал
Стекло разлетелось, и в комнату ворвался сгусток тьмы. Свеча дрогнула, но не погасла. Тьма оказалась черной птицей – то ли вороном, то ли еще кем-то. Она уселась на стол, ее глаза сверкнули, и лучи невидимого (да, могу поклясться, что так оно и есть!) света пронзили нас насквозь, превращая все, что внутри нас, в безжизненные глыбы.
– О, Санта-Мария!
Генри схватил лежавшую на столе шпагу и изо всей силы рубанул по птице. Клинок звякнул и сломался, А птица стала раскалываться, как хрупкий камень. Куски его осыпались на стол. Потом они превратились в лужицы ртути и исчезли вовсе. О гостье напоминало лишь разбитое окно.
– Уф-ф-ф! – Генри провел рукавом по вспотевшему лбу. – Вроде бы эта тварь издохла.
– Да? – приподнял бровь Адепт. – Это Хранитель пришел на твой зов.
– Чтоб ему подавиться сушеной лягушкой!
– Теперь недолго осталось ждать решающего испытания.
Рано утром, когда землю пухом укрывает холодный туман, мы были в седлах.
Постепенно туман рассеялся. День выдался солнечный и приятный, он не настраивал на мысли о плохом. Разумеется, мы могли думать о грядущем событии или отгонять эти мысли от себя, однако это ровным счетом ничего не меняло. Мы знали, что вскоре нас ждут серьезные дела.
Узкая дорога петляла меж скал и гор, на склонах паслись маленькие, хорошо приспособившиеся для такой жизни коровы, их охраняли пастухи с огромными псами, способными задавить любого волка. На Вселенной вокруг нас лежал отпечаток вечного спокойствия и незыблемости, на нас же – печать вечной борьбы. И она тараном проломила безмятежность этого солнечного дня, разбила их цокотом копыт, отчаянными воплями и щелканьем ружейных выстрелов…
Они выскочили из приткнувшегося у подножия холмов леса – группа из восьми всадников – и с гиканьем бросились за нами. В их серьезных намерениях вряд ли стоило сомневаться.
– Вперед! – крикнул я.
У нас были отличные лошади, приобретенные за хорошие деньги. Они не раз уносили нас от опасности. Вот и сейчас разрыв между нами и нападавшими стал увеличиваться. Засвистели пули, но рассчитывать попасть на скаку из ружья или пистолета, да еще со значительного расстояния, – это значит надеяться не на свою меткость, а на редчайший случай, который обычно имеет обыкновение подводить.
– Засада! – крикнул я в отчаянии. Впереди дорогу преградили еще несколько всадников.
– Попались, – сказал Адепт, осаживая лошадь.
Пятнадцать человек против трех – дела наши были совсем плохи. Сдаться на милость победителей? По физиономиям головорезов не было заметно, что они способны хоть на какую-нибудь милость.
– Сдаемся? – все-таки спросил я.
– Нет! Ни в коем случае! – крикнул Адепт, выхватывая пистолет и выстрелом сбивая с лошади одного из нападавших.