Удар кобры
Шрифт:
— Здравствуй, Терон, — улыбнулась она Юту. — Корвин, отец еще здесь?
— Нет, он только что уехал. — Корвин почувствовал, как в ожидании стычки, которой, как он догадывался, было не избежать, у него напряглись мышцы лица. — Он вернется сразу после физиопроцедур.
— Что он сказал?
Корвин с трудом заставил себя разжать челюсти.
— Прости, мама… Он не собирается этому препятствовать.
Лицо матери осунулось, возраст, казалось, стал еще заметнее.
— Тогда решающий голос за тобой, — произнесла она, и было ясно, какой смысл она придавала своим словам.
— Позволь мне повторить еще раз: мы не станем
— Значит, вы так решили, да? — холодно спросила она. — Ты тоже собираешься позволить обречь своего брата на…
— Мама… — Корвин встал и указал на стул. — Присядь, пожалуйста.
Она немного поколебалась, а потом тяжело опустилась на стул. Корвин пододвинул второй и сел напротив нее, заметив краем глаза, что Юту немедленно понадобилось сделать что-то срочное в кабинете Джонни. Усевшись, Корвин воспользовался моментом и посмотрел на мать. Он словно впервые увидел ее.
Крис Моро в молодости была красивой, он знал это по фотографиям, пленкам. Она и сейчас все еще оставалась удивительно привлекательной, несмотря на свой возраст. Но теперь ее лицо отражало не только изменения, вызванные старением или даже переживаниями по поводу долгой болезни ее мужа. Казалось, что в последнее время она и улыбаться стала реже. Ее словно мучил какой-то смертельный страх. Корвин знал лишь только то, что частично причиной этого страха была судьба Юстина… Но за этим стояло еще что-то, и пока он не подобрал нужных слов, чтобы раскрыть материнское сердце. Похоже, что и сейчас все останется по-прежнему.
— Если ты собираешься привести мне старые аргументы, почему Юстин должен стать Коброй, то прошу тебя не трудиться, — начала Крис. — Я их уже все слышала, и у меня как и раньше нет новых логичных возражений. Более того, я могу признаться, что не будь он моим сыном, то, вероятно, согласилась бы с ними. Но он все же мой сын. И пусть это покажется тебе неразумным, но я не считаю несправедливым то, что и его Кобры собираются отнять у меня.
Корвин позволил ей высказаться, хотя новых доводов в ее словах он не видел.
— Ты не просила Джошуа поговорить с ним? — спросил он.
Крис покачала головой.
— Он не станет говорить. Уж кому-кому, а тебе это известно лучше всех.
Несмотря на серьезность момента, в нем пробудились воспоминания, и Корвин почувствовал, как легкая улыбка коснулась его губ. Хотя он был на пять лет старше близнецов, его тем не менее с успехом подставляли гораздо чаще, чем ему хотелось бы. Их непоколебимая преданность друг другу даже перед лицом родительского наказания всегда создавала не менее непоколебимые обоюдные алиби.
— Тогда, боюсь, это не в наших силах, — мягко сказал он матери. — По закону, не говоря уже о моральной стороне дела, Юстин имеет полное право выбирать себе дело жизни сам. Кроме того, политический резонанс такой протекции родственникам будет настолько велик, что потом не так-то легко отмыться.
— Политика. — Крис повернула голову и уставилась в окно. — А я-то надеялась, что твой отец, выйдя в отставку, покончит с ней. Мне следовало предположить, что они его так просто не отпустят.
— Нам нужны его мудрость и опыт, мамочка. — Корвин бросил взгляд на часы. — Раз мы уж заговорили об этом, боюсь, что мне пора отправляться на Совет.
По лицу Крис пробежала тень, но она кивнула и встала.
— Я понимаю. Ты сегодня приедешь на обед? Близнецы сказали, что постараются.
Кроме
— Непременно, — сказал Корвин, провожая ее до дверей. — После собрания я встречусь для разговора с отцом и, как только мы закончим, приедем вместе.
— Хорошо. Около шести?
— Прекрасно. Тогда до встречи.
Он проводил ее до машины и посмотрел, как она отъехала. Потом, вздохнув, направился к своему собственному автомобилю и двинулся в сторону Здания Доминиона. Почему, удивлялся Корвин, внутренние проблемы, касающиеся его собственной семьи, всегда кажутся более непреодолимыми, чем те, которые стояли перед тремя мирами? Вероятно, легкомысленно подумал он, это оттого, что Совет просто ничем больше не может удивить меня.
Потом он вспомнит эту свою мысль, которая, к несчастью, в тот момент оказалась такой опрометчивой, и помрачнеет.
ГЛАВА 2
Совет Магистрата — таким было его официальное название — на ранних этапах истории колонии состоял из небольшого количества членов Магистрата планеты и генерал-губернатора, которые встречались через неопределенные промежутки времени для обсуждения текущих проблем и выработки основных направлений развития колонии. По мере роста населения и создания новых плацдармов на двух других планетах Совет разрастался, принимая большие размеры и политический вес. В отличие от Доминиона этот аванпост человечества среди своего полумиллионного населения насчитывал почти три тысячи Кобр, в результате чего произошло неизбежное усиление политической власти, наложившее определенный отпечаток на структуру самого Совета. Между уровнями членов Магистрата и поста генерал-губернатора появился еще один — чин губернатора, который слегка смягчил контраст между двумя существующими ранее уровнями власти. Кобры со своими двумя голосами были представлены на всех уровнях власти.
Корвин никогда не задумывался над философской стороной проблемы, которая вызвала такую модификацию общепринятой в Доминионе структуры, но с чисто практической точки зрения он часто считал размер Совета, включающего 75 членов, чрезвычайно раздутым.
Сегодня, по крайней мере в течение первого часа, все протекало гладко. Большая часть дискуссии, включая и пункты, поднятые Корвином, была сосредоточена вокруг старых проблем, по которым были проведены предварительные слушания и всесторонняя полемика. По части обсуждаемых вопросов уже были вынесены официальные решения, остальные же отложили до проведения дополнительного анализа и доработки членами Магистрата. По мере того как повестка дня подходила к концу, начинало казаться, что заседание закончится рано.
Тогда генерал-губернатор Бром Стиггур коснулся больной для планеты темы. Он начал со старого вопроса.
— Вы помните доклад, сделанный два года назад? — спросил он и обвел глазами зал. — В нем говорилось о том, что, кроме трех известных нам миров, в радиусе 20 световых лет от Авентайна не существует никаких других планет, которые мы могли бы использовать для будущей экспансии. Тогда было решено, что в настоящее время перед населением нашей планеты, численность и развитие которого относительно стабильны, не стоят долговременные задачи, требующие непосредственного разрешения в этом направлении.