Удар Молнии

Алексеев Сергей Трофимович

Глеб ничуть не преувеличивал: никто не отменял задачи и приказа, поставленного перед «Молнией».

— Вы что? С ума сошли? — Миротворец снова на несколько секунд потерял самообладание. — Кто отдавал такой приказ?!

— То же лицо. Тот же государственный муж, пославший вас найти мир в Чечне. И вам известно еще по Приднестровью, я исполнительный офицер.

Миротворец ни на мгновение не усомнился, что все это именно так, поскольку давно отряс спесь в коридорах власти. Трижды противоречивая политика в России стала уже нормой,

и никто с этим серьезно не боролся и не протестовал.

— Кого из нас подставляют: меня или вас? — спросил Глеб, прерывая длинную, совсем не театральную паузу. — Знайте, я получил приказ намного раньше.

Миротворец внезапно вскинул голову, будто очнулся, спросил, как выстрелил:

— Диктатора убрали вы?

— Да. И есть видеоматериал. В моем личном распоряжении.

— Кто на очереди?

— Люди, с которыми вы ведете переговоры о мире. Он выматерился как мужик, хвативший молотком по пальцу.

Это уже был не приднестровский национальный герой — укатали сивку крутые горки…

— Нынешнее руководство Ичкерии?

— Не Ичкерии, а Чеченской республики, — отпарировал Глеб. — И не руководство, а террористы, мировым сообществом поставленные вне закона и подлежащие ликвидации.

— Называйте их как хотите, но только через них можно прийти к миру.

— Это — убеждение?

Он поиграл желваками, остервенело измял сигарету в пепельнице.

— Необходимость! Иначе стал бы я…

— Да, это не «румыны», — не без иронии согласился Глеб.

Тот не уловил ее — был погружен в собственные размышления. Вдруг перешел на «ты», что означало новый поворот в разговоре.

— Слушай, подполковник… Мы разумные люди, и вопросы войны и мира решаются не в Москве… государственными мужами, а здесь, тобой и мной. Я знаю, что такое приказ, да с нашими долбаными политиками и стратегами… Как моя матушка говорила, двум свиньям пойла не разольют.

— Понял, — усмехнулся Головеров. — Опять хочешь отдать приказ уйти? Как в Приднестровье?

— Это не я хочу! — неожиданно закричал Миротворец. — Жизнь заставляет!

— А что ты кричишь? — весело уцепился Глеб. — Я ведь могу уйти и остаться.

— Извини, — буркнул он, жалея о срыве. — Ты должен понимать, какое гнусное дело делаю…

— Мир — разве это гнусно?

— А с кем мириться? С этими?.. Ладно, что я должен сделать, чтобы ты ушел и не вернулся?

— Сдать мне всех террористов.

— Это не серьезно!

— В таком случае задача упрощается, — тут же переключился Глеб. — Меня интересует, по сути, один вопрос, ответ на который ты знаешь. Но вопрос существенный: я не верю, что «мир любой ценой» всего лишь рекламная кампания для тебя как политика. Это палка о двух концах, — слишком дешевая популярность и мизерный, сиюминутный эффект. Тебя отблагодарят матери солдат, которых ты вернешь по домам живыми и здоровыми. Получишь какую-нибудь премию международного фонда… Надеюсь, на благодарность Чечни и славу национального

героя Ичкерии ты не претендуешь. Насколько я представляю, ты не та фигура и слишком значительная личность, чтобы довольствоваться малым. Однако же взялся за это… гнусное дело? Кому это нужно? И если тебе, то зачем?

— Почему вы говорите мне «ты»? — вдруг возмутился Миротворец.

— Ответно, — ехидно заметил Глеб. — Я не ваш подчиненный.

— Да, впрочем, какое это имеет значение, — пробасил Миротворец, явно волнуясь. — У меня привычка… Мне нравится ваша жесткость, это я заметил еще в Приднестровье. — Он стал рассматривать Глеба так, словно увидел впервые. — Сколько вам лет?

— Лет мне тридцать два. Но не уходите от вопроса, иначе я не уйду из Чечни.

— И давно вы… стали задаваться такими вопросами?

— Специфика службы, — уклонился Глеб. — Психология, аналитика и прочие модные дисциплины.

— А пора бы в генералы, подполковник!

— Не везет, — стал прибедняться Глеб. — Только за Диктатора дважды представляли досрочно к полковнику. Первый раз когда в плен взял, второй — когда… В общем, ни разу не присвоили.

— Ну, это дело поправимое, — уверенно заявил Миротворец с намеком и, как показалось Головерову, умышленно сосредоточивая внимание на его судьбе: упорно уходил от ответа!

— Так зачем этот мир любой ценой? Зачем нужна и кому — Россия униженная, опозоренная и кровью умытая, говоря высоким штилем? — напомнил Глеб.

— Кому нужна? Мне, тебе, всем, — заговорил отрывисто, властно. — Всем, кому нужна Россия сильная, с мощной государственной системой и стойким иммунитетом к параноидальному сознанию. Если хотите, Чечня — это прививка оспы, чтобы болезнь не изъязвила лицо. И она сделана! Больно, неприятно — да. Мучение, страх, позор, слезы унижения и кровь — это все русскому народу. Иначе его не встряхнуть от летаргического сна и сновидений о светлом будущем. Вы не представляете себе глубины ямы, куда загнали нацию; вы не ощутили на себе завораживающие голоса сказочников, которые увели народ от реальности и жестокости бытия. Нация поделилась на два типа характеров — горлопаны и мечтательные лентяи. В таком состоянии нечего делать в третьем тысячелетии. Да, я хочу мира любой ценой, позорного и унизительного. И пока чаша сия не будет испита до дна, Россия не опомнится. Да, я ведаю, что творю, и нахожусь в здравом уме. И какую ношу взваливаю на себя — тоже знаю и представляю.

— И когда нация очнется — призовет вас?

— Уверен в этом. Я приду и тогда призову вас.

— Меня конкретно?

— Честных офицеров и вас конкретно.

— Извините, откуда такая уверенность? — серьезно спросил Глеб.

Миротворец снисходительно улыбнулся краешками губ — впервые! И, странное дело, с улыбкой он показался сильным и красивым.

— Вы хорошо знаете древнерусскую литературу? — спросил он. — Например, «Слово о полку Игореве»?