Удар молнии
Шрифт:
— Нет. Ни с кем из них я не знаком.
— Сесили Бейнбридж? Мэри Холдингс? Дженет Рейли?
— Нет.
— Эйлин Берк?
На мгновение по его лицу мелькнула тень удивления.
— Нет, никого не знаю.
— Мистер Хейнз, — медленно выделяя слова, сказала Энни, — скажите, пожалуйста, где вы были вчера между половиной восьмого и восемью вечера?
— В школе. Ребята должны в пятницу вывесить газету. Ну вот, я и помогал им. Мы были в редакции школьной газеты.
— А в котором часу, я имею в виду вечером, вы ушли вчера из дома, мистер Хейнз?
— Видите ли, я вообще не возвращался домой обедать. Мне надо было проверить кое-какие работы, я занялся этим в преподавательской и прямо оттуда пошел в редакцию. Газета наша называется...
— А
— Да школа рядом, в десяти минутах ходьбы. Я же говорил вам, всего километр, ну, может, чуть больше.
— Так и когда же вы вернулись, мистер Хейнз?
— В восемь, что ли? Не помнишь, Ло, в восемь или около того?
— Да нет, скорее, ближе к десяти, — сказала Лоис. — Я уже была в постели.
— Ну, в общем, в этом промежутке, — заторопился Хейнз. — Между восемью и десятью.
— Чтобы быть точным, без десяти десять, — поправила его Лоис. — Я как раз посмотрела на часы, когда услышала, что ты вернулся.
— Итак, вы были в редакции школьной газеты...
— Именно.
— С четырех пополудни...
— Пожалуй, с половины пятого. Да, так будет точнее.
— С половины пятого до без двадцати десять. Вы ведь сказали, что от школы идти десять минут, а пришли вы без десяти десять.
— Что же, наверное, так оно и было, если Лоис говорит. Хотя, мне казалось, что не было еще и восьми.
— Получается почти пять часов. Неужели нужно столько времени, чтобы сверстать газету?
— Ну, тут по-разному бывает, как когда.
— И вы утверждаете, что все это время пробыли с учениками.
— Да.
— С учениками, которые выпускают газету.
— Да.
— Назовите, пожалуйста, их имена, мистер Хейнз.
— Это еще зачем?
— Затем, чтобы я могла проверить, впрямь ли вы были вчера там, где утверждаете.
Хейнз посмотрел на жену, а затем вновь повернулся к Энни.
— Я... не понимаю, почему вы находите необходимым проверять, где я был. И я все еще не понимаю, что вам здесь нужно. На самом деле...
— Мистер Хейнз, вы были вчера в Айсоле? В районе Ларами-Кресчент, между половиной восьмого и...
— Я уже сказал, что был...
— А точнее говоря, были ли вы в проходе между домами...
— Не говорите глупостей...
— 1840 и 1842?
— Я был...
— ...где вы ударили ножом и изнасиловали женщину, которую приняли за Мэри Холдингс...
— Никакой Мэри Холдингс я не знаю.
— ...и изнасиловали не в первый раз, а в четвертый. Перед этим — десятого июня, шестнадцатого сентября и седьмого октября.
В кухне повисло молчание. Хейнз посмотрел на жену.
— Да говорю же я вам, в школе я был, в школе! — крикнул Хейнз.
— Сегодня утром я стирала твою рубашку, — тихо сказала Лоис, не сводя с него взгляда. — На манжетах была кровь. — Она опустила глаза. — Мне пришлось пустить холодную воду, чтобы смыть ее.
В дверях появилась одна из сестер.
— Что-нибудь стряслось? — поинтересовалась она, широко раскрыв глаза.
— Мистер Хейнз, — сказала Энни, — вам придется пройти со мной.
— Что-нибудь случилось? — снова спросила девочка.
— Хотите знать, почему, — сказал он под магнитофонную запись. — Я скажу вам, почему. Мне нечего скрывать, да и стыдиться тоже нечего. Если бы мою позицию разделяло больше людей, то эти группы, союзы, организации, как их там, которые стараются навязать нам свои идиотские взгляды, заткнулись бы. Попробуйте подсчитать, скольким я причинил зло и сколько они. Да, в сравнении с ними я разве что не святой. Вообще, кому я нанес ущерб, можете вы мне сказать? Об этих двоих, с кем пришлось пустить в ход нож, я не говорю, что это была, можно сказать, самозащита. А остальные не пострадали. Мне только и надо было, что показать им, насколько они заблуждаются. Как важно, как необходимо иногда сделать аборт. Вот чего они не могут понять своими куриными мозгами. Ну, так я и решил доказать им это. Пусть забеременеют от насильника. Пусть им придется сделать аборт. Вот вы, например,
Знаете что? Я не хотел детей. Видели девочек? Обе они родились случайно. И ребенок, которого сейчас донашивает жена, тоже случайность. Она католичка, и единственное, что позволяет себе, следить за сроками. Вроде бы давно пора понять, что ни черта с этими сроками не получается. Через шестнадцать месяцев после свадьбы родилась первая, еще через два года — вторая. Опыт хоть что-нибудь значит или не значит вообще ничего? Я пытался убедить ее. Сядь на пилюли, обзаведись спиралью, позволь мне пользоваться презервативом. Нет и нет. Церковь запрещает, видите ли. Сроки или воздержание. Мне тридцать один год. Первый ребенок родился, когда мне было двадцать три. Потрясающе, а? А теперь еще один вот-вот появится. Она сказала мне в феврале. У нас будет еще ребенок. Потрясающе. Ну прямо потрясающе. Как раз этого мне и не хватало — еще одного ребенка. Я велел ей сделать аборт. Можно подумать, что я предложил пойти и утопиться. «Аборт? Ты что, спятил? Аборт?» А что, говорю, аборты у нас узаконены. Сейчас ведь не средние века. И вовсе необязательно рожать, совершенно необязательно. Нет, церковь против абортов. И даже многие другие, не католической веры, против абортов и всячески стараются изменить закон. Даже президент Соединенных Штатов, черт бы его побрал, против абортов! Президент не двадцать тысяч в год зарабатывает, президенту не приходится ломать мозги, как бы одеть и прокормить семью, президент, в конце концов, это другой, это не Артур Хейнз, который просто не хочет больше детей! Сейчас мне тридцать один, и будет около пятидесяти, когда этот, еще не родившийся, поступит на первый курс университета. Ну, что ж, говорит, жаль, ничего не поделаешь, у нас будет еще ребенок, и придется тебе свыкнуться с этой мыслью.
Я и свыкся. Только не с ее мыслью, со своей. С мыслью, которую я уже давно обдумывал. Взять этих идиоток, которые на каждом углу орут: «Нет абортам, нет абортам», взять, да поставить их в такое положение, когда им придется сделать аборт, посмотреть, как они поведут себя, когда молния в твой дом ударит. Я написал в союз «Право на жизнь» и попытался получить список у них, но они сказали, что нужна официальная заявка на бланке организации и еще нужно объяснить, зачем мне этот список. Ну, этого я сделать не мог. Тогда я нашел эту местную группу ГЦО. Главная Ценность Жизни, как вам нравится это название, и сказал, что я пишу статью для журнала в поддержку их движения и хочу связаться с женщинами из этого движения. Надо, мол, проникнуть в их психологию и всякое такое, и мне ответили, что список может получить только тот, кто предварительно переведет чек на сто долларов в поддержку организации. Я решил, что сто долларов это немного в сравнении с тем, что я задумал и что я должен сделать!
По списку не скажешь, какой они веры. Надо, чтобы они были католичками. То есть, если женщина протестантской или какой другой веры, то, хотя и поддерживает движение, но может использовать спираль, понимаете, что я хочу сказать? Мне ведь надо было, чтобы они забеременели. Если я начну преследовать баптистку или индуистку или кого там еще, все может пойти прахом, а вдруг она на пилюлях или со спиралью? Чистая трата времени и энергии. И я принялся следить за ними. Всех, у кого имена вроде Капловиц или Коэн, я сразу отбросил, они явно еврейки. В общем, довольно быстро я выяснил, кто по воскресеньям утром ходит на мессу, а кто нет. Я отобрал католичек. Я отобрал всех католичек, которые переводят деньги в ГЦО. Моя цель — католички. Сначала я хотел убедить их, что сроки это чушь, а потом думаю, пусть поймут, что насчет абортов они полностью заблуждаются, что, когда припрет, придется делать аборт, и чем быстрее, тем лучше.