Удар судьбы
Шрифт:
После первых моментов битвы, когда солдаты, стоявшие лицом к возвышенности, первыми приняли на себя всю тяжесть атаки, сражение для них проходило легко. Если и ничто другое, то огромное нагромождение человеческих тел и туш верблюдов перед ними не позволяло остальным арабам к ним приблизиться. Теперь Бог знает откуда в их линию с громом врезалось около двадцати бедуинов.
Линия оказалась недостаточно крепка. Римский фланг не сломался, но треснул. Трое бедуинов смогли ворваться в сам лагерь. Катафракты Ашота, сидевшие на лошадях в резерве, поскакали
До того как катафракты смогли до них добраться, двоих арабов убили выстрелами. Верблюда третьего араба уложили ударом копья. Бедуин спрыгнул с падающего животного, подобно ловкому акробату, перекатился и встал на ноги.
И оказался не более чем в шести ярдах от того места, где стояла Антонина. Одна, за исключением Кутаны.
Служанка закричала и бросилась прятаться за Антонину. Привлеченный звуком, кочевник повернул голову. Мгновение спустя он бросился к ним, подняв кривую саблю высоко над головой. Человек кричал, как сумасшедший.
Антонина даже не подумала достать мясницкий нож. Против уличных головорезов это верное лезвие сотворило чудеса. Но оно было бы не более эффективно, чем перочинный нож, против человека, который атаковал ее в эти минуты.
Она сорвала с плеча пистолет. На мгновение запуталась со спусковым крючком и двойным барабаном, пока бесконечные часы тренировок под руководством Иоанна Родосского не принесли результат. Антонина уверенно положила палец на спусковой крючок, нацелила пистолет и выстрелила.
Как и всегда, грохот оглушил ее, и от отдачи ее наполовину развернуло. Но Антонина проигнорировала боль, на самом деле даже не заметила ее.
Антонина снова судорожно подняла оружие. Она была поражена, что араб все еще стоит. Ее первый выстрел попал ему по ребру. Правая сторона тела покрылась кровью. Антонина могла видеть, как кусок ребра торчит из тела и блестит в лунном свете.
Бедуин даже не поморщился. Теперь он прекратил вопить. Его лицо казалось спокойным, подобное посмертной маске. Мужчина протянул левую руку и прикрыл ею ужасную рану в боку. Затем снова направился на Антонину. Он все еще продолжал держать саблю в правой руке.
На мгновение Антонину парализовало жуткое зрелище. Затем она сама словно обезумела.
— Черт тебя подери! — заорала она. Потом прыгнула вперед и врезала дулом по груди араба. Ярость ее броска была такой великой, что маленькая женщина на самом деле заставила мужчину отступить на два шага. Она гнала его при помощи пистолета яростью своего тела, в то время как ее холодный разум прокручивал многократно повторенную последовательность.
Бедуин поднял саблю.
«Палец на передний спусковой крючок. Взвести правый курок».
Она нажала на спусковой крючок. И снова дернулась от отдачи.
Антонина не обращала внимания на боль. Все еще выкрикивая ругательства, она опять бросилась вперед и со всей силы замахнулась тяжелым пистолетом на голову араба.
Пистолет вылетел у нее из руки и полетел по воздуху. Антонина потеряла равновесие от всех суматошных движений, замахала руками в воздухе, пошатнулась
Она уставилась на своего противника. Мужчина лежал на спине, всего в нескольких футах. Как поняла Антонина, замахивалась она на пустое место. Второй выстрел разорвал арабу сердце и вероятно вместе с ним еще и пробил позвоночник. Враг упал даже до того, как она начала замахиваться.
Наконец Антонина почувствовала боль. Ее ладони болели. Ее руки болели. Ее плечи болели. Ее задница болела. Даже сиськи болели, там, где во время падения их прижала кираса.
— Оу, — пробормотала она.
Мгновение спустя рядом оказалась Кутана, встала на колени, схватила хозяйку. К несчастью, схватила сильно — отчаянно, как испуганный котенок — и еще надавила на грудь, в результате чего кираса сильнее вдавилась в плоть.
— Оу, — почти в отчаянии Антонина попыталась оторвать от себя Кутину. Или по крайней мере сместить хватку анаконды, которую проявила девушка, немного пониже груди.
Над нею показался Ашот. Антонина уставилась на него снизу вверх.
— Ну, сражение выиграно, — объявил катафракт. — Полная победа. Мы больше не увидим этих арабов. Как и Абреха.
Ашота эта новость не особо радовала. Как раз наоборот. У него было мрачное и обвиняющее выражение лица.
— Я тебя предупреждал, — рявкнул он, гневно уставившись на тело мертвого араба.
За спиной Ашота подошли еще два катафракта. Они возвышались над невысоким армянином, как он сам возвышался над Антониной. Огромные мужчины.
Антонина узнала их. Их звали Матвей и Лев. Это были два катафракта, которых Ашот предложил в качестве ее телохранителей, когда экспедиция покинула Александрию.
Антонина отказалась от предложения. Она тогда не могла объяснить почему, даже себе самой. Или по крайней мере не хотела. Она знала, что у ее мужа есть телохранители. Кстати, Валентина с Анастасием все называли лучшими бойцами среди фракийских букеллариев. Но для Антонины…
Нет. Она считала, что в телохранителях нет необходимости. В отличие от Велисария, который лично вел своих людей в бой, Антонина не собиралась фактически участвовать в сражениях. И также в ней сидело ослиное упрямство, которое отвергало идею.
«Я что, маленькая девочка, которой нужны дуэньи?»
— А предложение все еще остается в силе? — прохрипела она. Ашот фыркнул. Махнул Матвею и Льву.
— У вас новая работа, парни.
— Давно пора, — пробормотал Матвей себе под нос, но Антонина его услышала.
Лев ничего не сказал. Он почти никогда ничего не говорил. Он просто вытянул огромную ручищу величиной с медвежью лапу и поднял Антонину на ноги.
Антонина уставилась на него снизу вверх. Лев был самым страшным, самым уродливым и самым пугающим человеком, которого она — и все остальные — когда-либо видели. Его товарищи катафракты называли его «Великан-Людоед». Когда они не называли его «Вол» по причине его сильно ограниченного интеллекта.