Удар в спину
Шрифт:
После того, как Ирина уехала автобусом, Антон остановил первую попавшуюся машину и назвал адрес своего офиса
— Дай-ка мне телефон, — попросил Мишку Антон.
— Держи. Передавай от меня приветы.
— Я не домой.
— Понимаю. Привет Витке.
Увы, ни дома, ни на работе Виты не оказалось. «Позвоните вечером, предложил выразительный мужской голос и после непродолжительной паузы добавил, — Лучше всего, после восьми».
Антон набрал номер служебного телефона жены.
— Здравствуй. Это я, — поприветствовал он супругу.
— Ты уже вернулся? — озабоченно поинтересовалась та, поскольку во время последнего
— Да, — после непродолжительной заминки подтвердил Стахов. — Вернулся.
— Сегодня… Когда тебя ждать сегодня?
— Пока не знаю. Мне не звонили вчера или сегодня утром?
— Тебя искал Рысанов. Александр Иванович.
— А в чем дело?
— Не знаю, — ответила Лида. — Он звонил и вчера и сегодня. И…
— Да?
— Ника неважно себя чувствует. Но ты не беспокойся. Ничего серьезного. Мама вызывала врача.
— Так она у бабушки?
— Да, — подтвердила Лида. — И просила передать тебе, чтобы ты заехал за ней туда.
— Я сейчас перезвоню лапуле.
— Не стоит. Мама только что уложила её спать. Давай договоримся так: когда освободишься, позвони мне и мы вместе заедем за Никой.
— Я позвоню, — пообещал Антон. — Позвоню в любом случае.
Завершив разговор, он некоторое время сидел в раздумье.
— Что там с Никой-Вероникой? — поинтересовался Мишка.
— Кажется, простудилась. Просит, чтобы я забрал её от бабушки.
— Лучше не забирай пока. И Лидке скажи, чтобы была осторожна. Да распорядись, пусть твои красавцы не спускают с девки глаз.
— Ладно, — Антон помолчал немного. — А сейчас завези меня в офис.
— С какой стати? — удивленно поглядел на приятеля Мишка. — Мы же договорились — пока побудешь у меня.
— Видимо, что-то случилось. Меня вчера и сегодня разыскивал Рысанов.
— Так позвони и выясни, в чем там дело.
— Лучше… — начал Антон, но Мишка не дал ему завершить мысль.
— Лучше всего, если ты не будешь подставляться, — сердито глядя на приятеля, заявил он. — Плевать я хотел на твоего Рысанова, равно как и на все его проблемы.
— Его проблемы — наши проблемы. Фирма-то принадлежит нам, а не ему, напомнил Стахов.
— Причем тут фирма!!? Неужели не понимаешь, что речь сейчас идет о большем, чем интересы фирмы? Нам с тобой сейчас нужно срочно определяться, а ты…
— Ладно, — и Антон набрал номер Рысанова, но того не оказалось на месте.
Подождав немного, Стахов позвонил секретарше. Девушка сразу узнала голос начальства и заверила, что его зам будет на месте не позже чем через три четверти часа. «Проблемы? Да нет. Все как обычно».
— Ну вот видишь, — Филимонов подмигнул и забрал у приятеля телефон. Можешь не дергаться.
ГЛАВА 13
Антон открыл глаза. Ощущение реальности происходящего, а также основные чувства и ощущения как-то уж очень медленно возвращались к нему. Это было похоже на работу компьютера, последовательно загружающего в после включения несколько обязательных программ. «Компьютер» был не очень совершенен, и «загрузка» шла бесконечно медленно и со сбоями.
Первое, что дошло до затуманенного сознания Стахова — какой-то шум. Скорее всего, это был шум движущегося автомобиля. Легкие толчки и покачивание,
Стахов вновь закрыл глаза, крепко смежил веки, а затем вновь распахнул их. Увы, ничего не изменилось. Кругом была все та же горячая непроницаемая темнота. Вот только вдруг резко заболела голова, и появилось чувство тошноты. Голова не просто болела. Она трещала, она раскалывалась от тяжелой давящей боли. Было такое впечатление, будто её сжимают стальные обручи. И эти обручи были живыми. Они пульсировали. Они по очереди сжимались и разжимались. И в соответствии с этими их пульсациями то усиливалась, то ненадолго стихала боль. Она не пропадала, а лишь становилась на короткое время не такой острой. Но обручи вскоре вновь сжимались, и от накатывающей тупой боли тошнило и хотелось кричать.
В те короткие моменты, когда головная боль ослабевала, начинало надсадно ныть все тело. Это ощущение было не столь болезненно. С ним, наверное, можно было бы даже смириться. Однако следующий через короткие мгновения очередной приступ головной боли заставлял Антона забывать о том, что у него помимо головы есть ещё руки, ноги и туловище…
Стахов попытался изменить позу — это ему не удалось. И затуманенный мозг не мог дать ответ на причины неудачи. Или его тело просто не хотело подчиняться ему, или что-то его удерживало. Все это напоминало ночные кошмары, когда нечто темное и тяжелое наваливается и полностью лишает спящего сил и воли. Вот только обычного в таких случаях ужаса Стахов не испытывал. Он лишь ощущал дискомфорт и, подчиняясь рефлексам, пытался изменить позу. Ему это не удалось в очередной раз, и он смирился с этим. Смирился в первую очередь потому, что любое — умственное или физическое усилие усиливало сосредоточенную в черепной коробке боль. Эта боль как бы жила там своей собственной жизнью. Она ворочалась там, дергалась и беззастенчиво брыкалась. И лучше было не тревожить её. В этом случае она несколько успокаивалась и не так безжалостно мучила его бедную голову.
Меж тем его качающийся в темной тошнотворной темноте мозг отказывался воспринимать информацию от органов чувств. Он был занят самим собой, а точнее — поиском оптимальных отношений с терзающей его изнутри давящей болью. Поэтому он отказывался от анализа окружающего. Ему было не до таких мелочей.
Скорее всего, промучившись так на грани между бредом и реальностью несколько секунд, Антон вновь «отключился». Подчиняясь некой программе самосохранения, его мозг просто «выключил» сознание. Во всяком случае, когда через некоторое время молодой человек вновь пришел в себя, то уже был способен — пусть и не очень четко — воспринимать окружающее.
Кажется, он лежал на правом боку. Да, несомненно на правом, поскольку его правая щека покоилась на чем-то жестком, колючем и пахнущем землей и пылью. Желая перевернуться, Стахов сделал усилие, которое немедленно отозвалось стуком крови в висках, усилением головной боли и приступом тошноты. Однако изменить позу при этом ему так и не удалось. Тогда молодой человек попытался хотя бы пошевелить пальцами рук или ног. Но и это оказалось невозможным — он не ощущал ни рук, ни ног. «Не ампутировали же мне их!» — подумал он.