Ударом на удар

Серегин Михаил Георгиевич

– Вам будет любопытно узнать обстоятельства этого дела, – Владимир положил на стол серую папку. – Здесь еще дискета и кассета, – улыбнулся он, приоткрыв папку. – А свидетеля вы найдете по адресу...

Он продиктовал адрес Шишкина.

– Только советую вам поторопиться, а то он уезжает, – добавил он. – Я уже беседовал с ним. У него будет что вам

рассказать.

Малышев неотрывно смотрел на папку и молчал.

– Я думал, вы хотите что-то сообщить по делу об убийстве Болдина, – наконец сказал он со вздохом.

– Вы же сами просили меня не лезть в это дело, – слукавил Владимир.

Но Малышев, с недоверием глядя на Полунина и видя, что тот внутренне спокоен и словно просветлен, понял, что он уже разобрался с убийцей своего друга. Вот только выбить из него это признание... И словно читая его мысли и подтверждая его догадку, Полунин невозмутимо произнес:

– У вас будет чем заняться, Виктор Андреевич. – Полунин поднялся с кресла.

– Что ж, – смягчился следователь, – спасибо. И мой вам совет: будьте осторожны с друзьями.

– В вашем совете есть что-то библейское, – иронично улыбнулся Полунин и, пожелав Малышеву всего хорошего, покинул его кабинет.

* * *

А вскоре пресса и телевидение взахлеб вещали о разоблачении Шульца и Пеггелера. Их обвиняли не только в незаконной деятельности по транспортировке девушек за границу, но и в убийстве Сергея Афанасьева, имя которого было у всех на слуху. Следствие сообщало, что нашелся важный свидетель, давший по делу об убийстве Афанасьева бесценную информацию, которая помогла восстановить картину происшедшего. Далее следовал панегирик профессиональной деятельности и твердой гражданской позиции прославленного журналиста. Шульц и Пеггелер были задержаны и препровождены в следственный изолятор, откуда их скоро передали в руки германского правосудия.

Следом, едва не захлебываясь от экстаза, диктор сообщил об аресте человека, подозреваемого в двойном убийстве, – директора одной крупной консалтинговой

фирмы и его заместителя. Фамилия его не называлась, но все поняли, что речь идет об Изяеве. Припертый к стенке неопровержимыми фактами, он уже начал давать показания. Диктор, правда, не сообщил, сдал ли тот своего шефа, но это было уже не так важно. Если Изяев взял всю вину на себя, значит, надеялся на помощь Цепелюка.

Упаковывая вещи, князь теперь налегал на коньяк и время от времени перекидывался с Полуниным репликами. Время прощания приближалось. Полунин вызвался довезти друзей до аэропорта.

– Надеюсь, это не последнее наше предприятие, – обратился к Полунину Юсупов.

– Надеюсь, последнее, – с лукавой усмешкой сказал Владимир, – было бы лучше, если бы мы встречались просто так.

– Ловлю тебя на слове, – шутливо погрозил пальцем князь, – в апреле я буду в Афинах. Почему бы нам не провести недельку-другую в теплых краях? И ты, Дмитрий, присоединяйся! – добавил он.

– Конечно, присоединюсь, – отозвался Миронов.

– Я столько натерпелся, – продолжил князь, – взять хотя бы грязные приставания Шульца!

– За Шульца спасибо отдельное, – улыбнулся Полунин.

Полунин вдруг вспомнил об эпизоде ревности, когда он грозил Болдину расправой. Это воспоминание заставило его горько усмехнуться. Ему казалось, что прошла вечность с той минуты, когда он увидел Светлану и Славку неподалеку от пустующего гардероба. Ему казалось, что прошла вечность с того времени, когда он познакомился с Юсуповым и Мироновым. Его жизнь казалась ему вечностью, ведь она вмещала все его богатое событиями прошлое и простиралась в будущее: в то близкое, почти ощутимое, которое вот-вот начнется со взлета «ТУ-154», уносящего на борту его друзей, и то, которое было подернуто дымкой неведомого, словно затянутый облаками горизонт. Он прощался с живыми и мертвыми и верил, что за облачной завесой его ждет бьющая в глаза синь необъятного неба.