Удел безруких
Шрифт:
На борту линейного крейсера японского Императорского Флота “Конго” встретились три кота.
Первый серый, полосатый, широкомордый, важный по-боцмански.
Второй черный, гибкий, непредсказуемое проклятье чердаков и подвалов, дважды зеленоглазый светофор.
Третий большой, золотистый, пушистый до того, что ушей не видать, с купированным по моде охвостьем; лежащий на металле полубака с прищуром петербургских львов.
— Ну ладно я-то, — потянулся первый. — Я все же корабельный кот. Мне как-то и по должности положено.
— Коты животные территориальные, —
— Ну вы, блин, прямо как звери, — зевнул третий с заметным франтовством. Заметно было, что ему нравится так вот картинно лежать, зевать, моргать.
— Мы же, в каком-то смысле, коллеги. Давайте, что ли, жить дружно, — и опять зевнул.
— А то что? — нехорошо прищурился Корабельный. — Опять все переврешь и скажешь, что так и было? В Гомель свой вали.
— Ну зачем же так строго, — мурлыкнул Темный. — Есть же Хьюга там, Киришима, Хиэй. Не говоря уж о Тоне, Тикуме, Касиме. К Такао не суйся, ей капитан интересен, кот не интересен. Так ведь одних эсминцев… Эсминок, точнее — знаешь, сколько?
— Затискают, — Корабельный поежился, видимо, представив последствия. — Где, кстати, Шин-сан? Где Комиссар?
— Они хитрые, в кантай на бербазы заныкались.
— Ха! — рыжий оскалился. — Таффики всех и там отловят. Как начнут гладить в двадцать ладошек — не захочешь, и уплощишься. А Райзена кто-нибудь видел?
Коты переглянулись. Корабельный поежился:
— Он везде и нигде. Шредингер, епрст. Наполовину киборг, наполовину призрак.
— Почему киборг, ясно: Райзен всю жизнь к науке тянулся. А призрак-то чего?
— Текст не закончен, — фыркнул Корабельный, с намеком покосившись на Темного. Тот зашипел и перевел стрелки на рыжего:
— Ты с темы не съезжай. Закончен там, незакончен… — Темный оскалил клыки:
— С палубы “Конго” нафиг марш!
Рыжий мгновенно выпрямился, оказавшись втрое выше обоих. Уши его встали торчком, кисточки на них вытянулись по ветру. Правую лапу зверь выпрямил, словно Ленин, указующий путь в пельменную.
— Так ты рысь!
— Э, рысь-брысь, палуба моя. И нескребет!
— Кто тут орет ни свет, ни заря? — из-за носовой башни выступила высокая блондинка в платье лиловом, асимметричном, непрактично-длинном.
Зверь с герба повернул голову и промяукал заискивающим тоном:
— Цэ ж ми, коты… До хаты ползем!
Только из-за размеров рыси звук получился не жалобный, а откровенно издевательский. Алые глаза блондинки гневно сверкнули, качнулись зачесанные хвостиками волосы. А потом и палуба резко ушла из-под лап; раскатились и ударились в броню соленые волны.
Троица запрыгала по стволам главного калибра, продолжая переругиваться на непонятном людям языке:
— Вот нафига ты ее такую выдумал?
— Сейчас я тебе объясню, “нафига”, только когти выпущу.
— Сейчас она нырнет — все офонареем! Равноправно и справедливо. Витьке нажаловаться?
— В этой серии рано, они еще не пара.
— У, шайтан! Делай уже что-нибудь, на клотике мне одному места не хватит. А на спине я вас не потащу, я эгоист.
—
— Неплохо — это тигры амурские. Я похож на амурского тигра?
— Ты похож на жирного бобтейла с неровно обгрызенным хвостом!
— От черной ленточки на шею слышу.
— Заткнулись оба. Сейчас качнется направо, на грузовую стрелу прыгнем. Потом, по принципу качелей, нас на ту же высоту бросит вверх.
— Вот и нахрена механический кран, при силовых-то полях?
— Чтобы такой дебил, как ты, не утоп.
Тяжелый рыжий зверь не удержался на гладкой стали; когти соскользнули, стенка зенитного автомата приложилась точно ко лбу; наступила темнота.
Темнота рассеялась, но никуда не делся ледяной холод. Я очнулся на жестком полу рубки, мордой в металлическую переборку: это она морозила лоб.
В то же время я чувствовал боками отраженные от недалекой земли волны; над головой небо гудело от радиограмм. Снова надо мной повисли спутники: удаляясь от Земли по вытянутой эллиптической орбите, они постоянно держали в поле зрения нужную точку. Когда же проскакивали на другую сторону планеты, их подменяли спутники-напарники. Если нужная точка — в данном случае, я — заметно смещалась, то спутник чуть наклонял орбиту, обходя планету по большой спирали.
Потерев уши, (кисточек нет — уже хорошо) я вышел на левое крыло мостика.
Интересный сон. Привет от канона, типа.
А вот еще приветы. На загоризонтном радаре отметки гостей. Кончилась прогулка, начинается работа.
Перед сном я пару дней посвятил заочному знакомству. То есть, пытался. Интернет меня в этом плане разочаровал совершенно. С некоторым напряжением еще можно найти списки состава флота на дату поиска. А вот состав флота в тысяча девятьсот семидесятом году — да все равно, какого флота. Хоть японских сил самообороны, хоть американского седьмого, хоть советского тихоокеанского — хрен там плавал. К примеру, подсказал на форуме добрый человек, что флагманом Тихоокеанского флота до ракетного “Варяга” проекта 1164 являлся вовсе не “Владивосток”, а совсем даже “Адмирал Сенявин”. Но где такое написано, и почему я сам не нашел — черт его знает. Поначалу я еще читал статьи, выписывая из них годы ввода в строй и сдачи на слом разных кораблей, чтобы потом составить одну большую таблицу и сделать срез по выбранной дате, и увидеть, кто тогда плавал, а кто уже нет.
А потом я просто плюнул на поиски. Какая мне разница, кого там прошьет вольфрамовая игла, падая с двадцати километров на гиперзвуковой скорости, и по каким коридорам храбрый рядовой морской пехоты Джон Доу побежит затыкать собой пробоину. Пока я это вижу кляксами на радаре, пока я людей за этим не различаю, я могу все это погасить. Стоить увидеть очередного капитана Педро Джакино — жалость одолеет, а нельзя этого. Чем дольше сейчас затяну, тем больше крови будет потом, когда нарыв лопнет. Уж такой дерьмовый опыт я из прошлой жизни вынести сподобился, и не раз на собственной шкуре проверил.