Удивительное приключение Эми и графа

Блейни Мэри

Теперь они изучали портрет графа Уэстона вдвоем, дружно игнорируя его праправнука.

Монета казалась теплой на ощупь и блестела точно так же, как на картине. Саймон вновь и вновь крутил ее в руке, чувствуя разочарование оттого, что его многолетние поиски закончились так неожиданно и так прозаично. Он положил монету на стол и подумал, не продаст ли ее эта американка. Саймон был готов произнести сей вопрос вслух, но тут неожиданно после долгого молчания подал голос экскурсовод.

– Я вот что хотел бы узнать, – Арбакль обращался к Эми, но при этом так, чтобы

его хорошо было слышно Саймону. – После кораблекрушения монеты были вновь найдены только в тысяча девятьсот восемьдесят пятом году. Вот я и хочу спросить вас. – Он повернулся к Уэсту и повысил голос: – Каким образом эта монета снова оказалась в эпохе Регентства? Я хорошо знаю историю того периода, и ответ на этот вопрос ищу намного дольше, чем вы можете себе представить.

Эми показалось, что ответ-то очевиден, и она сказала:

– Но разве не могло случиться, что часть монет попала в оборот?

– Нет, – на этот раз в один голос ответили Саймон и экскурсовод.

– Прямо на монетном дворе все монеты были уложены в бочонки, запечатаны воском и оттуда перевезены на судно, – сказал экскурсовод, сам того не зная, подтверждая историю, которую она услышала час назад от бармена-преподавателя.

– Да, – кивнул Саймон. – И хотя жульничество и продажность стары как мир, никто и никогда не упоминал о том, что часть монет была украдена.

Он помолчал, глядя на портрет, а затем негромко сказал, обращаясь к экскурсоводу:

– Еще сложнее ответить на другой вопрос, сэр. Как отчеканенная в тысяча восемьсот восьмом году монета оказалась на портрете, написанном тремя годами раньше?

3

Да, черт побери, он был прав. Как могла оказаться на картине монета, если до 1808 года она просто не существовала?Это что-то сверхъестественное.

Теперь все трое смотрели на портрет, словно ожидая объяснений от предка Саймона. Монета сверкала так, словно хотела поведать свою тайну. Граф глядел с полотна серьезно и внимательно, и Эми подумала, что ему-то, наверное, было известно нечто такое, чего они не ведают и не могут понять.

– Я знаю, как это произошло, мистер Уэст, – сказал наконец экскурсовод. – Если я возьмусь доставить вас в то место, где все это случилось, вы согласитесь туда отправиться?

Эми кивнула, как если бы хотела подсказать Саймону ответ.

– Разумеется, – моментально откликнулся молодой человек. – А пока мы здесь, не могли бы вы рассказать, куда дел третий граф Уэстон картину Гварди, которая принадлежала нашей семье?

– Какую картину? – спросила Эми.

– Картину художника Франческо Гварди. Он написал ее во второй половине восемнадцатого века. Второй граф купил полотно в Венеции во время путешествия по континенту. В то время все так делали – покупали на память картины Гварди или Каналетто. Теперь каждая из них стоит миллионы фунтов.

– И третий граф потерял ее?

«Черт, какая досада!» – подумала Эми и вслух продолжила:

– Или продал? Ведь даже в те времена содержать имение или большой дом было очень дорого.

Готова держать пари, это была просто прорва, даже без нынешних диких цен на все.

– Такое объяснение лежит на поверхности, однако никаких документов, подтверждающих это, нет. Только запись в дневнике дворецкого о том, что десятого апреля тысяча восемьсот пятого года картина исчезла. Согласно семейному преданию, впрочем ничем не подтвержденному, третий граф отдал полотно Гварди своей любовнице. Как бы прощальный подарок.

– А подарить ей вместо картины какую-нибудь золотую побрякушку он не мог?

– Нет. Граф как раз перед этим купил превосходную скаковую лошадь, нанял для нее тренера-испанца и поэтому имел долги. Записи об этомимеются. А о картине мы знаем лишь то, что десятого апреля тысяча восемьсот пятого года обнаружили ее пропажу, – Саймон покачал головой и прервал свой рассказ. – Простите. Пропавшая картина Гварди занимает меня не меньше, чем монета.

Не слишком ли он разговорился? Но какая польза американке от этой информации? И по-прежнему ли он убежден, что сия парочка хочет от него что-то получить?

– Мистер Уэст, если вы будете столь любезны и загадаете на монете желание, то, возможно, узнаете, что случилось с работой Гварди, – снова разомкнул уста Арбакль.

– Загадать желание на монете? До или после того, как вы ответите на мой первый вопрос? – по тону можно было понять, что терпение Саймона на исходе.

– Я могу ответить относительно монеты, – тем не менее спокойно кивнул Арбакль, – а если известен ответ и о судьбе картины, то его даст монета.

Саймон раздраженно пожал плечами.

– Что вас удивляет? – спросил экскурсовод.

– Удивляет? Это не то слово, которое мне хотелось бы употребить. Монеты не говорят.

– Не говорят, но эта монета даст ответ. Она может стать теплее или ярче – так же, как на картине, где она кажется ярче, чем все остальные предметы.

Все трое снова дружно повернули головы к портрету, и Саймон кивнул.

– Это я замечал и раньше. Какой-нибудь фокус с освещением или другой прием, который применил художник. – Он вскинул руки, словно оберегаясь от сглаза. – Чушь, чушь, чушь! Мне нужно идти закрывать паб.

– Прошу вас, сэр, – продолжал настаивать экскурсовод. – Почему бы вам не сесть на диван и не попробовать? Обещаю, что много времени у вас это не займет.

Лицо мистера Арбакля выражало отчаяние. «Не раскрывает все свои карты, – подумала Эми. – Но то, о чем этот человек просит, для него крайне важно».

– Послушайте, Саймон, – сказала Эми, первый раз обратившись к нему по имени. – Почему бы вам на самом деле не успокоиться, не сесть на диван и не попробовать? Загадайте желание! Например, чтобы мы ушли.

Она подмигнула экскурсоводу, который в ответ слегка улыбнулся.

– Саймон! – Девушка подождала, пока он переведет на нее взгляд. – Прошу вас. Кому от этого будет плохо?

Эми подошла ближе и чуть слышно прошептала:

– Потратите всего пару минут, зато успокоите старого уставшего человека.