Удивительное путешествие кролика Эдварда
Шрифт:
Они шли до города всю ночь. Брайс шёл без остановок, держа Эдварда под мышкой, и всё время с ним разговаривал. Эдвард пытался слушать, но его снова охватило равнодушие. Именно так он чувствовал себя, когда был чучелом, прибитым к шесту в огороде у старухи. Ему всё было безразлично, и он знал, что никогда больше его ничто не будет волновать.
У Эдварда было не только пусто и уныло на душе. Ему было больно. Каждая часть его фарфорового тела болела. Ему было больно за Сару-Рут. Он хотел, чтобы она снова взяла его на руки. Он хотел
И он действительно стал танцевать, но уже не для Сары-Рут. Эдвард танцевал для незнакомых людей на грязном перекрёстке в Мемфисе. Брайс наигрывал на губной гармошке и подёргивал лапки Эдварда за верёвочки, Эдвард кланялся, шаркал ножкой, раскачивался, танцевал, кружился, а люди останавливались, тыкали в него пальцем и смеялись. На земле прямо перед ним стояла коробка Сары-Рут, та коробка, в которой девочка держала пуговицы. Крышка коробки была открыта, чтобы люди бросали туда монетки.
– Мама, – сказал какой-то малыш, – посмотри на этого кролика. Я хочу его потрогать. – И он протянул руку к Эдварду.
– Не смей! – сказала мать. – Он грязный. – Она оттащила ребёнка от Эдварда.
– Он гадкий и противный, – сказала она. – Фу!
Какой-то человек в шляпе остановился и стал рассматривать Эдварда и Брайса.
– Танцы – это грех, – сказал он. А потом, после долгой паузы, добавил: – Особенно грешно, когда танцуют кролики.
Человек снял шляпу и прижал её к сердцу. Он стоял и смотрел на мальчика с кроликом долго, очень долго. В конце концов он снова надел шляпу и ушёл.
Тени стали длиннее. Солнце превратилось в оранжевый пыльный шар, который уже готов был скрыться за горизонтом.
Брайс заплакал. Эдвард увидел, как его слёзы падают на асфальт. Но мальчик не переставал играть на гармошке. И всё дёргал Эдварда за верёвочки. И Эдвард всё плясал.
Старая дама, опираясь на трость, подошла к ним совсем близко. И стала сверлить Эдварда глубоко посаженными чёрными глазами.
«Неужели это Пелегрина?» – подумал танцующий кролик.
Она кивнула ему.
«Ну что ж, смотри на меня, – сказал ей Эдвард, дёргая руками и ногами. – Смотри же на меня, твоё желание сбылось. Я научился любить. И это ужасно. Любовь разбила мне сердце. Помоги же мне».
Старуха повернулась и, припадая на одну ногу, пошла прочь.
«Вернись, – подумал Эдвард. – Пожалей меня. Почини».
Брайс заплакал ещё сильнее. И заставил Эдварда танцевать ещё быстрее.
Наконец, когда солнце зашло и улицы опустели, Брайс перестал играть.
– Ну вот, мы закончили, – сказал он. И уронил Эдварда на асфальт. – Я больше не стану плакать.
Брайс вытер нос и глаза ладонью, подобрал коробку из-под пуговиц и заглянул внутрь.
– На еду денег хватит, – сказал он. – Пойдём, Бубенчик.
Глава двадцать первая
Столовая
Брайс уселся у прилавка и посадил Эдварда на высокий табурет рядом с собой. Он прислонил кролика лбом к прилавку, чтобы тот не свалился.
– Ну что, мой сладкий, чем тебя угостить? – обратилась к Брайсу официантка.
– Дайте оладьи, – сказал Брайс, – ещё яйца, ну и кусок мяса. Настоящий бифштекс. А потом тосты и кофе.
Официантка перегнулась через прилавок и потянула Эдварда за ухо, потом откинула его чуть назад, чтобы увидеть его лицо.
– Это твой кролик? – спросила она Брайса.
– Да, мэм, теперь мой. Раньше это был кролик моей сестры. – Брайс вытер нос ладонью. – Мы с ним вместе показываем представления. Шоу-бизнес.
– Неужели? – сказал официантка.
На платье у неё болталась бирка, на которой было написано «Марлен». Она посмотрела Эдварду в глаза, а потом отпустила его ухо, так что он снова уткнулся лбом в прилавок.
«Да что там, не стесняйся, Марлен, – подумал Эдвард. – Толкай меня, пихай, пинай. Делай что хочешь. Какая разница. Я совсем пустой. Совсем пустой».
Принесли еду, и Брайс, не отрывая глаз от тарелки, съел всё до последней крошки.
– Ты и впрямь был голодный, – сказала Марлен, убирая тарелки. – Похоже, твой шоу-бизнес – тяжёлая работа.
– Угу, – сказал Брайс.
Марлен сунула чек под кофейную чашку. Брайс посмотрел на чек и покачал головой.
– Мне не хватит денег, – шепнул он Эдварду.
– Мэм, – сказал он Марлен, когда она вернулась налить ему кофе. – У меня нет столько денег.
– Что-что, мой сладкий?
– У меня нет столько денег.
Она перестала наливать ему кофе и посмотрела на него в упор.
– Тебе придётся обсудить это с Нилом.
Как выяснилось, Нил был и владельцем, и главным поваром. Огромный, рыжеволосый, красномордый мужик вышел к ним из кухни с поварёшкой в руке.
– Ты пришёл сюда голодный? – сказал он Брайсу.
– Да, сэр, – ответил Брайс. И вытер нос ладонью.
– Ты заказал еду, я приготовил её, Марлен тебе её принесла. Правильно?
– Ну, вроде так, – сказал Брайс.
– Вроде? – переспросил Нил. И ударил поварёшкой по прилавку.
Брайс вскочил.
– Да, сэр, то есть нет, сэр.
– Я. Приготовил. Еду. Для. Тебя, – отчеканил Нил.
– Да, сэр, – сказал Брайс.
Он схватил Эдварда с табуретки и прижал к себе. Все в столовой перестали есть. Все смотрели на мальчика с кроликом и на Нила. Только Марлен отвернулась.
– Ты заказал. Я приготовил. Марлен подала. Ты съел. Что теперь? – сказал Нил. – Мне нужны деньги. – И он снова стукнул поварёшкой по прилавку.