Удивительное соседство

Росс Лия

Собираю картины в одно место и смотрю на них. Зря, что они хранятся в закрытом помещении и их никто не видит. Ну, только кроме родных. Это светлая память для Леонида. Не считая того, что на некоторых из них изображена его бывшая девушка.

— Лео.

— Да? — мужчина моментально реагирует на это имя.

— Почему ты хранишь картины с ней? — это не была какая-то ревность, мне просто хотелось понять его истинные чувства. Не уверена, что он еще ее любит.

— Знаешь, это как память, то, что было. Знаю, что жить прошлым плохо и такое надо отпускать. Но когда-нибудь мне хватит смелости все их сжечь, — он улыбнулся мне и протянул руку.

— Я тебя поняла, — приняла

протянутую ладонь, устремившись вслед за Добрыниным.

— Что-нибудь закажем или хочешь куда-нибудь сходить?

— Ты видел какие мы с тобой черные после работы? — я прыснула от смеха.

— И правда, — Лео почесал затылок. — Тогда закажем?

— Если ты сам этого хочешь.

— Я в принципе готов сейчас съесть слона после таких физических нагрузок.

И я сама не отказалась бы что-нибудь закинуть себе в желудок, тем более, что из-за картины сегодня почти ничего не ела и теперь все внутри сжималось от голода, вызывая неприятную тошноту.

— Ну значит заказываем на дом, — пожимаю плечами и иду в ванную, чтобы хотя бы отмыть руки по локоть и лицо. Было слышно из коридора, как Добрынин кому-то звонил с просьбой оформить доставку.

Когда я вышла, вытираясь полотенцем, нашла Лео, сидящего за кухонным столом. Он скрестил руки на груди и смотрел в окно, откуда было видно голубое небо. Даже ни одного пушистого облачка не было.

— Заказал?

— Да. Надеюсь, ты не против роллов и пиццы.

— Давно не ела, — улыбаюсь и окидываю взглядом небольшую светлую кухню. Белый кухонный гарнитур, черные мраморные столешницы, индукционная плита и глубокая керамическая раковина — все это было совершенно новым и почти не тронутым. Лео упоминал много раз, что редко был дома из-за работы или длительных командировок, так что неудивительно, что здесь настолько чисто. Ближе к выходу стоял большой темный холодильник с двумя камерами. — А у тебя даже на кухне уютно.

— Спасибо. Старался для самого себя, чтобы было приятно возвращаться домой. Тем более, что Моцарт всегда ждал меня с таким трепетом, а мне безумно хотелось сорваться с работы и приехать пораньше к нему и просто обняться. Я в нем нашел свое утешение, — при упоминании мопса мужчина широко улыбнулся.

— А он давно с тобой живет? Где ты его нашел?

Я ведь и правда до сих пор не знаю их история знакомства и как давно эти двое вместе. Было бы интересно послушать.

— Совершенно случайно, будто небеса послали мне его для спокойствия. Я как-то возвращался с работы, когда только-только купил квартиру и тут во всю шел ремонт. Был вечер, темно. Вдруг услышал какой-то звонкий писк и подумал, что кто-то оставил на улице котят или же щенков. Я люблю животных и поэтому не мог позволить им жить на улице. Нашел коробку недалеко от подъезда и увидел в нем маленького мопса. Такой крошечный был, весь продрог до нитки. Стало жалко. Откормил, напоил и согрел. Подумывал отдать в хорошие руки или на худой конец, в приют и оплачивать его проживание там, но потом понял, что Моцарт стал мне близким по духу, я всегда бежал домой галопом, чтобы увидеть его, — по Леониду было видно, насколько сильно он любит мопса, даже больше, чем кого-либо. Они и правда стали верными друзьями, которые не отпустят друг друга никуда.

И пока мужчина говорил, я заметила белые чистые листы на одной из столешниц и карандаш. Взяла в руки, перебирая их между собой, пока не наткнулась на математические расчеты того, сколько всего нужно для ремонта. А я уж подумала, что вдруг Добрынин вновь начал рисовать.

В голову забрела шальная мысль и я молча подложила на стол бумагу с простым карандашом, усаживаясь напротив Лёни.

—

Порисовать хочешь? — вдруг спросил он.

— Попрактиковаться, — улыбнулась ему, откинувшись на металлическую спинку стула. Все равно ждать доставку придется как минимум час, а сейчас есть чем заняться.

Взяла несколько листов бумаги, возле острия карандаш и стала делать набросок Добрынина. Мужчина внимательно смотрел на меня, молча наблюдая за тем, как мои глаза то поднимались на него, то опускались обратно на лист.

— Есть еще?

— Что?

— Карандаш?

Оглядываюсь и вижу маленький остро заточенный карандаш и протягиваю его Лео, который протянул руку через весь стол и подвинул к себе маленькую стопку бумаги.

Моя идея сработала. Она состояла в том, чтобы попробовать заманить мужчину тоже порисовать, хотя бы накидать маленький скетч. Было интересно, сможет ли он вообще это сделать? И Леонид быстро попал на крючок, заметив, как я улыбалась, очерчивая его скулы и нос.

Но не тут-то было. Рука Лёни замерла над бумагой. Он будто не мог заставить себя хоть что-то начертить или просто провести карандашом. Его рука даже немного затряслась, а лицо выглядело напряженным, но он все же поборол самого себя и наконец дотронулся кончиком до листа. Его движения были плавными, аккуратными, в них чувствовался забытый профессионализм. Глаза боятся — руки делают.

Помню, как меня раньше трясло от того, когда мастера наседали с заданиями и просили выполнить что-то кажущееся нереальным. Но на самом деле все запреты и границы были только в нашей голове — а сами кисти рук летали над холстами, совершенно не обращая внимания на внутренний страх.

Я не стала смущать Лео своим взглядом и вернулась к наброску. Вырисовывался Добрынин таким, каким он видится прямо сейчас — сосредоточенным с листом бумаги под рукой, в слегка помятой серой футболке, которая не скрывала его точеных мышц на руках.

— Покажешь? — нарушил тишину Леонид.

— Тогда и ты тоже.

— Идет.

— Кто первый? — улыбаюсь.

— Уступаю даме, — Добрынин ухмыльнулся, прикрывая свой скетч ладонями.

— Трусишка, — выдаю с тихим смехом и протягиваю ему лист. Он берет его осторожно в руки и безотрывно рассматривает. Постепенно милая улыбка становилась все больше и больше, а в его глазах заиграли радостные искры. Ему понравилось.

— Это очень мило, что ты таким меня видишь.

— Твоя очередь, — мелодично постучав ладонями по столу, жду долгожданный набросок мужчины. Мне не терпелось поскорее на него взглянуть. Лёня протягивает его мне.

С удовольствием принимаю, разворачивая рисунком к себе и просто несколько секунд таращусь с открытым ртом на то, что он сотворил своими руками за каких-то пять минут. Вот что значит истинный талант. Я теперь понимаю, что Добрынин зря все это оставил на такое долгое время — набросок был таким чистым и вполне себе реалистичным, даже без цветных красок. Одного карандаша ему хватило, чтобы передать мою улыбку и опущенный взгляд. Даже подчеркнул все мои особенности на лице — глубокие морщины в области щек и мелкие родинки возле глаз, которые мало кто замечает.

— Лео, ты просто чудо ходячее. Тебе нельзя было бросать живопись!

— Знаю, но…возможно так надо было, — он продолжал держать в руках мой рисунок. — Тогда бы всего этого бы не произошло.

— О чем ты?

— Я бы не нашел Моцарта, не стал бы заниматься не менее любимым делом, не встретил бы тебя, если бы эти два обалдуя не подсунули мопса именно тебе, — мы вместе рассмеялись. И ведь правда — по сути, все было завязано на собаке, с которого в моей жизни началась белая полоса.

— Ты прав.