Удивительные истории о бабушках и дедушках (сборник)
Шрифт:
– Ты извини, Ваня, я не должна была никого приглашать.
Ванины глаза округлились, он заметно растерялся.
– А эта? – Катьке не давало покоя. – Кудрявая? Чего не сел с ней?
– Я не знаю. В смысле, ее толком не знаю. Она из Тиндера. Я думал, может… а, не важно, все равно не сработало. Не надо было мне приходить.
Ваня закусил губу, посмотрел осторожно вокруг. – Я больше не буду! – пообещал решительно, словно бы кому-то в кустах.
Катька почесала затылок, посмотрела с сомнением. Может, и этого надо было на скорой?
– Пойдем, –
– Это да, – вздохнула Катька, надеясь, что дверь заклинит и жертвы на этом закончатся.
Квартира окутала их мертвой тишиной. «Презрительной, – сказала бы Катька. – Издевательской унизительной тишиной». Ваня собрал обломки гитары, не выразив удивления ни странным ее падением, ни силой удара. Точно так же, без лишних вопросов, смел с пола осколки посуды. Катька затравленно озиралась, ожидая знакомого щелчка. Но, видимо, бабуля отбушевала и несколько потеряла бдительность. Поэтому Катька решилась, метнулась к вешалке и подложила в карман его куртки записку.
Он перезвонил. Коротко сказал «да», и Катька заволновалась. Гуляли в парке, на другой стороне города – на всякий случай Катька выбрала место подальше от бабули. Ваня, как выяснилось, жил в Катькином районе, а значит, тоже добирался на свидание полтора часа. И ничего не спросил!
– Слушай, Ваня, – она воодушевилась, – я тебе нравлюсь хоть немного?
– А если много? – Ваня задумчиво потер щеку. Между длинных пальцев проступал синяк от гитарного грифа.
Катька отодвинула пальцы и поцеловала синяк.
Никогда, ни разу за прошедший месяц Ваня не напрашивался к ней в гости и не приглашал к себе, хотя и жил один в доставшейся от деда квартире. Катька сходила с ума от любви и подозрений.
– Может, к тебе? – однажды не выдержала она, нарочно загулявшись недалеко от его дома и «замерзнув».
– Э-э… ну… можно попробовать, – осторожно согласился он.
В квартире у Вани было чисто. Правда, он метнулся в комнату и что-то поправил на кровати. Катька засмущалась. «Вот же напросилась внезапно, дурочка». Она подошла, обхватила его за плечи и хотела поцеловать, но он отстранился, посерьезнел.
– Кать. Давай сначала… – Брови просительно сдвинулись, в глазах – отчаяние. – …помолимся.
У Катьки отвисла челюсть, и тут же раздался звонок в дверь. Ваня сглотнул, как пойманный с поличным вор, зачем-то сунул Катьке ее кофту и вышел в коридор. Катька заметила, что руки у него трясутся.
Да что это такое?! Она быстро осматривала комнату в поисках следов женского пребывания.
Скользнула взглядом по трюмо, перевернула одну подушку, вторую… Не может быть! Между матрасом и спинкой выступало что-то розовое. Беззвучно застонав, Катька двумя пальцами подцепила торчащие махрышки и вытянула из щели… чирлидерский помпон.
– Ба… – Катька задохнулась. – Не смей, слышишь?! НЕ СМЕЙ!
Хлопнула входная
– Катюша? – Ваня показался в проеме. Катька едва успела вернуть подушку на место и разглаживала ее вспотевшими ладонями.
– Катюша, – Ваня глупо улыбался, как будто его держали на мушке и внезапно передумали убивать, – это соседка.
– Не бабушка? – Катька отупело моргнула.
– Почему не бабушка? – Он рассмеялся. – Как раз очень даже бабушка. Взяла надо мной шефство, пирожками подкармливает. Я таких вообще раньше не ел – тесто тоненькое, начинки мно-о-го… Пойдем, я чайник поставил.
Катька с любопытством отправилась на кухню, пожалев, что ни разу не испекла Ване пирогов. За последнее время, отвлекая бабушку, она чего только не освоила: и расстегаи с рыбой, и осетинские с мясом. Бабушка! Катька обернулась и погрозила подушке кулаком.
Ваня достал из микроволновки блюдо с пирожками: – Маленькие – с повидлом, большие – с капустой. Ты чего? Не любишь?
Катька уставилась на пироги. Сначала на те, что с капустой. Потом на маленькие – и она даже знала, с каким повидлом. На свои собственные пироги. Испеченные как раз утром по бабушкиному рецепту. Уложенные частично на эту самую тарелку с золотым ободком – для Сазоновны.
Катька машинально обвела глазами кухню, сама не понимая, чего хочет найти, и вдруг замерла. Теперь она знала, почему Ваня сразу показался ей знакомым, – действительно, одни черты. Он обернулся, тоже посмотрел на портрет в углу:
– Это дедушка. Он классный… – взгляд зацепился за траурную ленточку, – …был.
В спальне зашлись старческим кашлем. Ваня грохотнул табуреткой, что есть силы закашлялся сам, вскочил:
– Я сейчас… это… магнитофон… подожди!
– Вань. – Катька успела схватить его за руку. – Не надо. Я знаю. Это дед Василий… не до конца умер. У них заговор.
Она привела оторопевшего Ваню в комнату, достала из-под подушки помпон:
– Вот! Давай начистоту. Это – моя бабушка. В смысле, не пипидастр, а…
Ванино лицо полыхнуло румянцем. Катька присмотрелась:
– О… – звук пошел с трудом. – О… на и у тебя… танцевала?! – Катька закрыла лицо ладонями. – Боже, ты поэтому молиться хотел?
Ваня сползал по стенке, задыхаясь от смеха:
– А носки-то… – выдавил он. – Носки помнишь?
– И все-таки обидно, – отсмеявшись, сказала Катька. – Ты лопал мои пироги и понятия не имел, чьи они. И шифрование наше дурацкое! Я думала, ты меня бросишь из-за этой всей паранойи.
– А я был уверен, что в твоей квартире из-за меня такой сыр-бор. Я тогда уже крепко осторожничал, организовал конспиративное свидание. После гитары думал, все, пропадай молодость.
– А Сазоновна, – вспомнила Катька, – она тоже… того?
– Не, Сазоновна с нами пока. Дед сказал, она обязана молчать под страхом, гм… смерти. Ну, то есть они пригрозили, что не примут ее потом в свой кружок, как их там, взаимопомощи. А у нее, понимаешь, тоже – младшая внучка без матери растет.
Катька вздохнула, она понимала.