Удивительные приключения дядюшки Антифера

Верн Жюль Габриэль

— Внимание, лодочник!

— Есть внимание! — ответил Жильдас Трегомен, также вынув записную книжку из недр своей широчайшей куртки.

— Бери на прикол!

Нечего и говорить, что эта драгоценная долгота — 54° 57' к востоку от парижского меридиана — была «приколота» с исключительной добросовестностью.

Пергамент был возвращен нотариусу; тот снова спрятал его в портфель и передал мнимому главному клерку Назиму.

Разговор дошел до самой решительной стадии; теперь уже дело касалось непосредственных

интересов Бен-Омара и Саука. Дядюшке Антиферу, знающему меридиан и параллель острова, оставалось только скрестить эти две линии на карте, чтобы определить положение острова на точке их пересечения. Именно этим он и хотел заняться без промедления. Что ж! Вполне законное желание! Он поднялся и, слегка поклонившись, сделал совершенно недвусмысленный жест, указывающий гостям на выход. Без сомнения, Бен-Омару и Сауку дали понять, что их присутствие больше нежелательно.

Трегомен, улыбаясь, следил за этой немой сценой, которую превосходно разыграл его друг. Тем не менее ни нотариус, ни Назим и не думали подниматься с места. Хозяин дома хотел выставить их из комнаты, но они или не понимали этого, или делали вид, что не понимают. Растерявшийся нотариус читал в суровом взгляде Саука приказание задать Антиферу еще один вопрос.

Не смея ослушаться приказа, Бен-Омар сказал:

— Теперь, когда я выполнил поручение, возложенное на меня завещанием Камильк-паши…

— …нам остается только вежливо проститься друг с другом, — закончил его фразу Пьер-Серван-Мало, — и, так как первый поезд отходит в десять тридцать семь…

— В десять двадцать три со вчерашнего дня, — поправил Жильдас Трегомен.

— Ты прав, в десять часов двадцать три минуты, и я не хотел бы, дорогой господин Бен-Омар, подвергать вас, равно как и вашего почтенного клерка Назима, опасности пропустить курьерский поезд…

Саук нетерпеливо отбивал такт ногой и посматривал на свои часы. Можно было подумать, будто он действительно беспокоится, как бы не опоздать на поезд.

— Если вам еще нужно сдать багаж, — продолжал дядюшка Антифер, — на это тоже уйдет порядочно времени…

— К тому же, — добавил Жильдас Трегомен, — на вокзале такая толчея…

Наконец к Бен-Омару вернулся дар слова. Слегка приподнявшись и потупив глаза, он произнес:

— Простите, но мне кажется, что мы еще не совсем договорились…

— Напротив, господин Бен-Омар, напротив! Мне, например, больше не о чем вас спрашивать.

— Нет, остался еще один вопрос, и я должен предложить его вам, господин Антифер…

— Меня это очень удивляет, господин Бен-Омар, но, в конце концов… раз вы так хотите… прошу вас…

— Я вам сообщил долготу, указанную в завещании Камильк-паши…

— Точно так! И мой друг Трегомен и я — мы оба занесли ее в наши книжки.

— Теперь вам остается сообщить мне широту, которая указана в письме…

— В письме, адресованном моему отцу?..

— Именно в нем…

— Простите, господин Бен-Омар! — нахмурив брови, возразил

дядюшка Антифер. — Вам было поручено доставить мне долготу?..

— Да, и это поручение я выполнил…

— …так же охотно, как и усердно, могу подтвердить. Что же касается меня, то ни в завещании, ни в письме меня не уполномочивали показывать кому бы то ни было цифры широты, сообщенные моему отцу!

— Однако…

— Однако, если у вас есть какое-нибудь указание по этому поводу, давайте обсудим его…

— Мне кажется… — возразил нотариус, — между людьми, уважающими друг друга…

— Вам напрасно это кажется, господин Бен-Омар. Ни о каком уважении между нами не может быть и речи.

По-видимому, нервное возбуждение, охватившее дядюшку Антифера, неминуемо должно было перейти в гнев. Во избежание бури Жильдас Трегомен поспешил открыть дверь, дабы облегчить неловкое положение посетителей. Но Саук словно прирос к стулу. Впрочем, ему, как подчиненному и иноземцу, не понимающему по-французски, и нельзя было сдвинуться с места, по крайней мере, пока не прикажет ему мнимый хозяин.

Бен-Омар встал, потер себе лоб, поправил очки на носу и тоном человека, покорившегося обстоятельствам, произнес:

— Простите, господин Антифер, я вижу, что вы решили не говорить мне…

— Да, решил, господин Бен-Омар, и тем более твердо, что в своем письме Камильк-паша наказывал моему отцу хранить абсолютную тайну, а мой отец, в свою очередь, то же самое завещал и мне.

— Хорошо, господин Антифер, — ответил на это Бен-Омар, — не разрешите ли тогда дать вам добрый совет?

— Интересно. Какой?

— Не пускать это дело в ход.

— Почему?..

— Потому что вы можете встретить на вашем пути одного человека, который заставит вас раскаяться…

— Кто же это?

— Саук, родной сын двоюродного брата Камильк-паши, лишенный из-за вас наследства! А он не такой человек, чтобы…

— А вы знаете этого родного сына двоюродного брата, господин Бен-Омар?

— Нет… — ответил нотариус, — но я знаю, что это очень опасный противник…

— Так вот, если вы когда-нибудь его встретите, этого Саука, передайте ему от моего имени, что я плюю на него и на всех сауков в Египте!

Назим даже не поморщился. А Пьер-Серван-Мало, выйдя на лестничную площадку, закричал:

— Нанон!

Нотариус направился к двери. Саук, идя за ним следом, по пути, как бы нечаянно, опрокинул стул — в нем клокотала злоба, он испытывал дикое желание дать Бен-Омару в спину, чтобы тот пересчитал ступеньки лестницы.

Но на пороге Бен-Омар вдруг остановился и, не глядя на дядюшку Антифера, сказал:

— А не кажется ли вам, что вы не приняли во внимание один из параграфов завещания Камильк-паши?..

— Какой?

— Тот, по которому мне вменяется в обязанность сопровождать вас вплоть до того часа, когда вы вступите во владение наследством, то есть быть с вами, пока не будут открыты три бочонка…