Удивительные приключения мальчика, который не называл своего имени
Шрифт:
— Время еды, — сказал Бородач, посмотрев на часы. — Все в трапезной. Неплохо бы подзаправиться.
Он уверенно прошел через несколько комнат, я за ним. Мы вошли еще в одну, довольно большую — там за длинным низким столом сидело человек десять. Ну, приблизительно. Я их не считал. Все в белом, смуглые, очень худые. Вначале я даже подумал, что они на одно лицо. Только потом стал как-то различать, да и то не всех. Они что-то ели из мисок, прямо руками. Когда мы вошли, Бородач сказал несколько слов на индийском. Лица учеников ну ни как не изменились, никто даже не улыбнулся,
— Это рис. Ешь… — зачерпнул горсть из своей миски и отправил в рот.
Есть руками мне еще не приходилось. Это было здорово! Тем более, я два дня питался черствыми гамбургерами. Это был очень вкусный рис, с какими-то травками и зернышками, какими не скажу, ведь я не индиец. А задавать вопросы Бородач мне запретил. Я был так голоден, что с удовольствием съел бы еще. И не одну такую порцию, — они были маленькие. Я опять посмотрел на Бородача вопросительно, а потом перевел взгляд на свою пустую миску.
— Хватит, не жадничай, — сказал Бородач.
Он отвел меня в одну из комнат, которые называл «кельями», и сказал, что я могу заниматься, чем хочу. Он сказал, что раньше ученики собирались на ступенях перед ашрамом утром и вечером, а теперь встречаются только за едой. Все остальное время сидят по своим кельям и занимаются медитацией. То есть, размышляют. Точнее, как объяснил Бородач, медитация — это размышление без слов. Вы можете себе это представить? Я не очень. Потом он принес мне одеяло.
Это был, наверное, самый длинный день в моей жизни. Он тянулся так долго, что просто не передать. Сначала я поспал немного, но был слишком возбужден, чтобы спать дольше, ведь я был в самом настоящем старинном индийском ашраме, «доме мудрецов»! Я вскочил, походил из угла в угол, опять повалялся на циновке, на одеяле. Мне захотелось сами знаете, куда. Но куда? Надо было найти Бородача и спросить. Я вышел из своей кельи и пошел по коридору, в который выходили кельи, еще более узкие, чем моя. В них на своих цыновках в позе лотоса сидели ученики, неподвижные, как статуи будды. Наверное, они сидели так с самого утра. Я тихо прошел мимо и в одной из келий увидел Бородача, он спокойно лежал на одеяле, подложив под голову чемодан, и решал очередной кроссворд. Бородач встретил меня без удовольствия. Я объяснил, что мне было нужно.
— Я же тебе сказал, это древний ашрам, — проворчал он. — Так что и ребенок сообразит — удобства в лесу. Только не напорись на змею, гений астральных путешествий!
Я вышел из ашрама, обошел вокруг. Он был больше, чем показался вначале. Каменные стены очень старые, во мху и трещинах. Вьющиеся растения охватывали его, как щупальца огромного лесного спрута. И опять вспомнил, как Маугли нашел в джунглях дворец раджи. В одном месте я наткнулся на развешенные на веревке белые одежды учеников. Вначале я подумал, что это они сами и даже испугался немного, потому что не знал, как себя повести. Но присмотрелся и увидел,
Вечером пришел Бородач и позвал меня, как он сказал, на «вечернюю трапезу». В той же комнате за тем же столом, что и утром, сидели ученики и ели. Я уже знал, что делать. Вымыл руки и сел к столу. Там уже стояла моя миска с рисом. На меня и Бородача никто не смотрел. Как будто нас тут не было. Ученики и друг с другом не общались. Я целый день был голоден и с жадностью набросился на еду. Конечно, эта детская порция меня не насытила. Сейчас я бы и от засохшего гамбургера не отказался. Я отколупывал со дна миски последние зернышки, как вдруг один из учеников, тот, кто утром принес нам еду, тихо поставил передо мной еще одну миску с рисом. Она была наполнена до краев и даже с горкой…
После «вечерней трапезы» Бородач сказал, что утром приедет Очкарик. И добавил, что Очкарик и есть автор книги об Учителе, вернее, автор книги, конечно, сам Учитель, но Очкарик ее напечатал и дописал последнюю главу. Он тоже был из его учеников, но после смерти Учителя ушел из ашрама и стал преподавать в университете философию. Я очень удивился. Никогда бы не подумал, что Очкарик мог написать последнюю главу в книге самого Учителя. Я вернулся в свою келью и лег спать, чтобы побыстрее настало утро. Но прежде чем настало утро, со мной произошло…
Но по порядку… В ашраме было очень тихо, но так ведь и днем в ашраме тихо, только это была другая, ночная тишина. Шумели деревья, кричали ночные птицы, и какие-то звери ломали ветви деревьев. Что-то шуршало и в доме… Может, здесь были мыши, а может — я вспомнил наш старый шкаф — дом скрипел от старости. Как будто ворчал. Я долго не спал, потом сморился и вроде бы задремал, но, думаю, по-настоящему еще не заснул, как увидел на стене моей кельи, прямо напротив меня — человека в позе лотоса.
— Подойди ко мне, — «сказал», ну вы понимаете, что это у меня тут имеется в виду под словом «сказал», короче «сказал» он.
Я встал и подошел к стене. Я встал по-настоящему! Вы понимаете? Не так, как раньше — встал и в то же время оставался лежать. Я даже оглянулся на свою постель — меня там не было! Короче, я встал весь и подошел к стене. Стена развернулась, ну как в Три Д графике, в ней появился объем и я вошел в этот объем и подошел к этому человеку. А ведь он и не сидел, он как бы висел в этом пространстве.
— Ты знаешь, кто я? — спросил он.
— Знаю, — сказал я. — Вы Учитель Учителя.
— Ты угадал. Когда встретишься с ним, передай, что видел меня в ашраме, и еще передай от меня самые лучшие пожелания.
— Разве вы не можете это сделать сами? — спросил я. — Вы не можете сами с ним встретиться?
— Еще нет, — сказал Учитель Учителя. — Во Вселенной каждый должен идти по своему Пути. Не всегда эти Пути пересекаются.
— У вас тоже был Учитель? — спросил я.
— Конечно! Это аксиома, мальчик. Жизнь и знание передаются. Как курица и яйцо. Семя и растение… Это понятно для твоего ума?