Уединенное жилище

Рид Томас Майн

Покончив с врагами, Франк и Вальтер бросились к палаткам. Они поняли, что Адель и Кончита находятся в той палатке, где стоит часовой. Перерезав веревки у двери, друзья сразу увидели девушек. Одна из них очутилась на груди Франка, другая — в объятиях Вальтера. Во время этой трогательной и радостной сцены сзади подходили два человека, чудом спасшиеся от смерти. Нечего и говорить, что это были полковник Миранда и доктор Просперо. Увидев Валериана, Адель вскрикнула и, вырвавшись из объятий жениха, кинулась к брату, с которым еще так недавно была готова разделить смерть, чтобы

избежать грозившего ей позора. Гамерсли горячо обнимался с доктором.

L. Преобразившийся лагерь

Снова солнце взошло над равниной Льяно-Эстокадо и своими лучами позолотило темные базальтовые скалы, окружающие долину Аламо.

На выступах утеса, над местом, выбранным Урагой для лагеря, приютилась целая стая черных воронов, почуявших добычу.

Время от времени их зловещее карканье нарушает безмолвие еще спящего лагеря.

Постепенно лагерь просыпается. Вот несколько ранджеров повели на водопой лошадей и мулов, другие, во главе с Вальтером, о чем-то оживленно беседуют. Как ни важна их беседа, они не ждут ни Франка, ни полковника Миранду, так как знают, что оба все время проводят в палатке с сестрой и невестой. С ними неотлучно сидят также доктор Просперо и Кончита.

— Братцы, — спрашивает Вальтер у ранджеров, — что же мы будем делать с Урагой и его сообщником Роблесом: повесим их или расстреляем?

— Конечно, повесим! Собакам — собачья смерть!

— Их бы сперва скальпировать, снять с них кожу, а потом четвертовать, — раздались голоса.

— Да, это было бы не лишним за все их злодеяния, — добавляли другие.

— Вспомните, друзья, что мы ранджеры, — возразил Вальтер. — Зачем мы будем следовать примеру тех негодяев, которых мы хотим наказать? Итак, вы голосуете за виселицу?

— Да! Да!

— Хорошо. Но где же мы их повесим?

— На тех самых деревьях, возле которых они хотели расстрелять полковника Миранду и доктора.

— А кто же их вздернет? — спросил капитан Гайн. — Я знаю, братцы, что это не особенно почетная обязанность, но все же думаю, что среди вас найдутся желающие.

— Я согласен! Я согласен! — раздались голоса.

Ранджеры без малейших угрызений совести соглашались выполнить эту неприятную обязанность. Все то, что им было известно о преступной деятельности Ураги и Роблеса, было так возмутительно и бесчеловечно, что они не испытывали к ним ни малейшей жалости. Напротив, ранджеры считали своей священной обязанностью принять участие в исполнении казни этих извергов.

Капитан Гайн, видя, что исполнителей казни найти нетрудно, присмотрев за всеми приготовлениями, ушел, поручив наблюдение за самим исполнением приговора Вальтеру.

— Приведите преступников! — крикнул старый охотник.

Несколько ранджеров отправились за ними. В своих когда-то блестящих, а теперь порванных и грязных мундирах, забрызганных кровью, Урага и Роблес лежали связанные под деревом и представляли печальное зрелище. Они казались ранеными волками, попавшими в капкан, но совершенно разными. Роблес казался равнодушным и в то же время непокорным, а Урага — придавленным и дрожащим от страха.

Некоторое

время оба стояли молча, не прося пощады, очевидно, понимая, что о ней нечего и молить. Действительно, на лицах окружающих их людей так ясно было начертано слово «смерть»!

Все было готово и ранджеры ждали лишь последней команды Вальтера.

Наступила глубокая тишина Казалось, было слышно биение сердец осужденных. И вдруг это безмолвие прорезал вопль, сорвавшийся с уст Ураги.

В последнюю минуту его трусливое сердце не выдержало и он стал молить о пощаде того, кому причинил столько зла и муки — полковника Миранду.

Услышав свое имя, дон Валериан выскочил из палатки, за ним сестра, Гамерсли и доктор. Все остановились при виде ужасного зрелища. Если бы они и хотели спасти Урагу, то было уже поздно. Раздались слова Вальтера:

— Смерть негодяям! — и прежде чем можно было произнести хоть слово, оба осужденных висели между небом и землей.

LI. Мирная картина

Наша драма закончилась последней кровавой сценой. Слишком много крови, — так, быть может, скажут читатели. Но писатель не может являться ответственным за это — он писал одну правду. Тот, кто сомневается в его правдивости и готов упрекать его в излишней фантазии, пусть возьмет Техасские газеты того времени и прочтет их. Тогда, быть может, он поверит.

Теперь нам остается сказать лишь несколько слов. Полковник Миранда, Адель, Гамерсли и доктор Просперо в сопровождении Вальтера и Кулли вернулись в Соединенные Штаты.

Вскоре после прибытия на место произошло бракосочетание Адели Миранды с Гамерсли и Вальтера с Кончитой.

Но кто же эта молодая и красивая девушка, на которую такими влюбленными глазами смотрит дон Валериан? Это сестра Гамерсли, только что обручившаяся с Мирандой.

Так же быстро, как когда-то в бесплодной равнине Льяно-Эстокадо, загорелись взаимной любовью сердца Адели и Франка, полюбили друг друга Валериан и красавица сестра Гамерсли, с которой он познакомился по приезде в штат Кентукки.

Перенесемся в Новую Мексику, в оазис огромной бесплодной равнины Северной Америки, в оазис, расположенный так близко от Альбукерке и так бесконечно далеко от всякой цивилизованной страны.

На веранде красивого дома сидит с сигарой в зубах его счастливый и спокойный владелец — полковник Миранда. Рядом с ним его красавица жена и Адель. Поместье Адели и ее мужа Гамерсли находится очень далеко отсюда, но они оба гостят у полковника Миранды.

Здесь же при имении дона Валериана устроились и Вальтер с Кончитой. Не к чему прибавлять, что доктор Просперо не расстался со своими друзьями, с которыми он вынес столько горя, и радость и счастье которых теперь разделяет.

С веранды видны двадцать белых фургонов, составляющих караван Гамерсли. Погонщики беззаботно расположились отдохнуть, потому что теперь настало время, когда нечего опасаться вражеского нападения.

Война очистила страну, и взвившийся над ней новый флаг является символом законности и справедливости.