Угасающее солнце: Кесрит
Шрифт:
На таком расстоянии в темном небе корабль казался озером света. Невозможно было определить его форму и размеры. Ньюн внезапно понял, что его соплеменники могли бы узнать корабль, и, несомненно, им уже было известно о его прибытии и только Ньюн, как обычно, пребывал в неведении.
Он спрыгнул с камня и бросился вниз. Быстрые ноги несли его, моментально меняя курс, когда впереди возникали какие-либо препятствия. Он бежал не по дороге, а прямо по камням, по старой тропе мри, и не останавливался, пока не добежал до ворот эдуна. Грудь его высоко вздымалась.
Внутри
И сразу за поворотом его встретила тень. Старый Дахача спускался вниз со своим огромным дусом. Зверь встал боком, загородив путь, и предупредительно зарычал.
— Ньюн, — сказал старик. — Я иду искать тебя.
— Там корабль… — начал Ньюн.
— Это не новость, — сказал Дахача. — Возвращается «Хазан». Иди наверх, юноша. Тебя ждут.
Ньюн последовал за ним, душа его ликовала. «Хазан» — это корабль правителя зоны. Прибыл правитель, который возьмет всю ситуацию под контроль, наведет порядок среди обратившихся в паническое бегство регулов.
«Хазан»! Если прилетел «Хазан», значит, прилетел Медай — кузен, кел'ен. Прилетел домой с войны и привез с собой опыт и здравый смысл, присущий всем воевавшим Келам.
Ньюн припомнил и кое-что неприятное в Медае, но все это после шестилетней разлуки не имело значения, особенно теперь, когда мир ввергнут в хаос. Ньюн шел за Дахачей по винтовой лестнице и какое-то радостное предчувствие зрело в нем.
Еще один кел'ен.
Воин, которого не покидавшие этот мир будут слушать так, как никогда не слушали Ньюна.
Медай, который служил вождям регулов, — и кто же еще, как не кел'ен с корабля бая зоны Кесрит, — знал все помыслы регулов.
5
Дверь была заперта, как всегда в часы их заточения. Дункан снова попытался открыть ее, заранее зная о тщетности попытки. Затем стукнул кулаком по двери и повернулся к старику.
— Они не желают отвечать, — сказал Ставрос. Он сидел в своем кресле. По левую руку от него был погасший экран. Старик выглядел несколько обеспокоенным — довольно необычное зрелище. Даже в худшие времена его лицо всегда оставалось бесстрастным.
Они уже были на планете. Новый мир. Сомнений быть не могло.
— Мы на грунте, — сказал наконец Дункан, выразив этими простыми словами все, что кипело в его душе, переполняя ее.
Ставрос только бесстрастно взглянул на него. Дункан в этом взгляде прочел неодобрение.
— Может, что-то произошло при посадке, или на самой планете, — сказал Дункан, пытаясь вызвать хоть какую-нибудь реакцию Ставроса, услышать заверения старика: мол, все идет как надо… или пусть даже гнев. Дункан был согласен и на это.
И когда Ставрос ничего не ответил, Дункан опустил голову на руки — его измучило ожидание. На Земле сейчас была полночь.
— Может, они спят, — неожиданно сказал Ставрос. И в голосе его не было слышно ни гнева, ни затаенной вражды. — Если сейчас на планете ночь, бай Хулаг, возможно, спит, и его помощники не смеют ответить нам без его разрешения. Регулы очень боятся
Дункан скептически посмотрел на Ставроса, радуясь, правда, тому, что старик хоть что-то сказал — пусть даже в глубине души у того имеется другое мнение, которое он не желает высказывать. Дункана совсем не успокоило то, что Ставрос не расспрашивал его о случайной встрече с мри. Старик только спокойно поинтересовался причиной его задержки. Ставрос ничего не сказал и тогда, когда время их свободы урезали вполовину, а у дверей стал постоянно дежурить регул, который теперь, словно тень, следовал за Дунканом по кораблю.
Эти новые ограничения в основном касались только его, Дункана, сделав заключение еще более строгим, но для будущего сотрудничества землян и регулов подобные ужесточения не обещали ничего хорошего. Регулы оставались с ними по-прежнему вежливыми. Никаких укоров в посланиях по поводу инцидента. Только сообщение об изменении режима без всякого объяснения.
— Мне очень жаль, сэр, — смог наконец выдавить Дункан.
Ставрос удивленно посмотрел на него, затем нахмурился и пожал плечами.
— Возможно, планы регулов несколько изменились. Не стоит об этом волноваться. — И затем, снова пожав плечами: — Иди спать, Дункан. Ты свободен.
— Слушаюсь, сэр, — Стэн вышел в свою комнату, сел на постель, уперся локтями в колени и принялся растирать ноющие виски.
Пленники благодаря ему.
Ставрос был встревожен. Он, несомненно, понимал, что причины для беспокойства есть. Возможно, если бы регулы согласились, он устроил бы для них публичное наказание молодого помощника, допустившего оплошность. Скорее всего, Ставрос не делал этого потому, что оба они были землянами, и старик, хотя и ничего не говорил об этом, неплохо к нему относился.
Но они вызвали недовольство регулов, которое неизвестно как отразится на их будущем — это было совершенно очевидно.
Вдруг он услышал донесшийся из коридора звук проехавшей тележки. Как показалось Дункану, она остановилась неподалеку, и он страстно надеялся, что теперь хоть что-то прояснится.
Дверь открылась. Дункан мгновенно вскочил. Тележка действительно стояла перед дверью и в ней сидел регул, самый старый и самый огромный из всех, кого довелось видеть Дункану. Складки покрытой шершавой кожей сморщенной плоти накатывались друг на друга, скрывая форму этого огромного тела. На плоском лице в кольцах морщин выделялись черные блестящие глаза, приплюснутый нос и похожий на щель рот. Все вместе создавало впечатление человеческого лица.
Лицо разумного существа, тело животного. Это тело пряталось в коричневой мантии. Сквозь тонкую ткань просвечивала коричневая, испещренная морщинами кожа. Ноздри были скошены, и их щели могли закрываться и открываться. Дункан знал, что по движению ноздрей регулов можно понять, какие эмоции владеют ими в настоящий момент. Наблюдая за молодыми регулами, Дункан знал и другие способы выражения чувств: закатывание и вращение глаз, открывание и закрывание рта, трепетание ноздрей. Но он не был уверен, что старые регулы во всем подобны молодым.