Угличское дело. Кинороман

Блажиевич Денис Викторович

– Как клещ, малахайка.
– Рыбка пробил лоб ногайца острым наносником и теперь никак не мог отцепиться.

– Шлем сними.
– посоветовал Каракут.

– Без дурных дорога слизка.
– ворчал Рыбка. Он ворочался на убитом ногайце. Пытался одновременно снять шлем и вырвать наносник из черепа ногайца. Каракут обхватил Рыбку за шею, потащил назад. Рыбка ударил несколько раз Каракута по ноге.

– Придушишь.
– сипел казак. Тогда Каракут уселся на землю и взялся за сияющий металлический шишак.

– Голову не оторви.
– предупредил Рыбка.

– Ему то теперь чего?

– Да мою.

Когда

через некоторое время со стороны переправы неспешно подъехал пожилой сотник со стрельцами., Каракут и Рыбка сидели рядом под телегой. Рыбка набивал табаком длинные пеньковые трубки, а Каракут осматривал кречета.

– Табачок?
– пожилой сотник наклонился в седле.

– Долго ехали.
– укорил стрельцов Рыбка.

– Зато вовремя.
– усмехнулся сотник выжига.

Стрельцы рассыпались по степи. Обдирали мертвых ногайцев. Вели лошадей.

– Наших не трогайте.
– Рыбка раскурил трубку и передал ее Каракуту.

– Наших не тронем.
– ответил сотник. Стрельцы снимали сапоги и сабли с убитых казаков.

– В сундуках что?
– спросил сотник.

– А ты глянь.
– Каракут внимательно посмотрел на сотника.

– Лубянник! Глянь что у них там.
– приказал сотник.

Здоровый стрелец, в два раза больше Рыбки, озаботился шлемом запорожца. Пыхтя пытался снять с наносника окровавленный кусок черепа.

– Оставь, говорю, Лубянник.
– крикнул сотник.
– Ты его разве что на хер оденешь. Лубянник бросил шлем.

– Дай место.
– потребовал он у Каракута.

– Дорого встанет, стрелец.

– Чего с ним? Приколоть?
– спросил Лубянник у сотника.

– Приколоть? Утро ведь....Чего уж....А приколи за Ради Христа..
– размыслил сотник.

Рыбка вынул изо рта трубку. Улыбнулся сотнику.

– Ты как дожил до таких лет, а? Совсем государство людьми оскудело....Всякого жопохлопа в сотники ставят.

Сотник подбоченился в седле, но не разгневался. Сказал буднично, словно квасу попросил.

– Коли их, ребята.

– Стой!
– Лубянник рассматривал печать, покрывающую замок казенного сундука.
– Тут ездец, Степан Тимофеев.

Сотник слез с коня и долго внимательно рассматривал печати на сундуках и клетке с кречетом. Вздыхал, глядел, пробовал на вкус восковых всадников пронзающих копьями змеев. Их налепили в Казани на воеводском дворе. Московская смиряющая лапа.

– А может....- в конце концов выдал сотник.
– Они сами. Хитрованы набили.

– А ты попробуй. Сломай печать царскую.

Каракут достал из за пазухи свиток.

– Грамоту знаешь?

– Что я мотало какое.
– оскорбился сотник.

– Тогда сюда гляди.
– Каракут показал на печать в конце списка.
– Казанского воеводы печать.

– Лубянник. Чти.
– распорядился сотник.

Здоровый стрелец удивительно бойко зачитал.

– От воеводы Трубецкого. Казна Сибирская....Федор Каракут, Иван Рыбка, Грачик Федор....Через Казань, Жигули, Ярославль, Углич...Всем людям служилым царства Московского.

Лубянник свернул грамоту и отдал ее Каракуту. Сотник вздохнул.

– Это...Вы не серчайте. Мы ж не знали что вы государевы.

– - А если бы не государевы были?
– спросил Рыбка.

– А разве есть такие?
– удивился деланно сотник.
– Не знаю.

Всех.казаков кроме Грачика похоронили.

Себе оставили один вагенбург и телегу покрепче. Все остальное отдали стрельцам. Возниц решили взять в стрелецком городке. Сотник теперь старался изо всех своих сил.

– У меня тут от Жигулей до Царицына всего до сотни людей. А из приказов шлют и шлют коты баюны. Пчел разводи. Остроги строй. Щук считай. Корабельный лес готовь... Слыхал казак корабельный лес.
– сотник предлагал Каракуту полюбоваться безлесым степным пространством.
– В острог приедем я тебе хорошего коня дам. Персияне оставили. Такой конь. Для Бовы королевича конь......

ХХХ

Ловили Андрюшку Молчанова Осип Волохов и Мишка Качалов. По среди ночи, по самой середке наисладчайших снов, сбежал поганый помяс. С тех пор и ловили. Если бы сразу нашли, забили бы кистенями. Не до смерти, конечно. Дьяк Битяговский он, если словом одним, змей змейский. Ослушаться нельзя. Чтобы было потом, чем слушать. Да и под утро с росой и рябиновым солнцем злость сама собой подостыла и теперь чего больше всего хотелось так это вернуться назад в теплую, как нахоженный чирик, Брусеную избу. Там парились в людской печи забеленные щи и фунтовые пироги из тяжелого теста с курятиной и желтой облитой яйцом коркой. Мишка Качалов как вспомнил, так ажник застонал от досады и бесповоротно решил, что эта его досада будет стоить помясу лишнюю дюжину затрещин. Собака подняла помяса на опушке Макаровского леса. Тот бежал через кусты в пропаленной ветхой шубе на голое тело. Он постоянно оглядывался. Тимоха собаку не спускал, держал у седла. Собака загрызет Молчанова. Битяговский загрызет Осипа. Не ласковый размен. Андрюха продрался сквозь кусты и тут же утонул в распаханом поле. Засосала его влажная глинистая почва. Молчанов попытался выдернуть ногу. Ему это удалось с превеликим трудом. Нога превратилась в огромный бесформенный кусок глины. Сил не было совсем, и Андрюха обреченно поставил ногу на место. Мишка и Тимоха за помясом не полезли. Сошли с коней. Орали с берега.

– Вылазь, Андрюх.

– Выходи, гузка немытая.

Помяс молчал. Щурил живые зеленые глазки и махал руками. Подгребал под себя томившееся на земле холодное солнце. Начали бросать аркан. Со злостью, а потом в перебивку с камнями. Пару раз попали. Не арканом. Андрюха в долгу не остался. Накрыл голову шубой, сел и превратился в огромный ком майской влажной юной земли.

– Еще и обтрюхался, гад. Что ты будешь делать!
– зло сплюнул Осип Волохов. Посмотрел на Мишку.

– Лезть надо.

Мишка Качалов почесал бритый подъячий затылок.

– Надо.

– Так чего?

– Чего?

– Лезь.

– Сам лезь.

Осип тяжело вздохнул. Отыскал глазами камень

почище да побольше. Сел на него. Ударил каблуком сафьянового сапожка.

– Значит, местничать желаешь?

– Желаю.

– Так давай.

– Давай да.

Мишка Качалов, курносый с оспяными круглыми щеками, стоймя стоял. Не сомневался. Но и Волохов не на полбе с забалтыком возрос.

– Только без деда Федора Акундинова сына Телепня. Он на свадьбе государя нашего Ивана Васильевича с Марией Темрюковной царской утиркой ведал. Это боярская справа, а мы не воеводства делим, а кто помяса полезет из грязищи доставать.