Угодья Мальдорора
Шрифт:
— Во что? — спросила я.
Лёсик наморщил лоб.
— В дочки-матери, — сказал он не очень уверенно.
— С кем?
— Один, — ответил Лёсик. — Сам с собой.
— Хорошо, а как тебя звали?
Лёсик отвел глаза. Было ясно, что он не знает. Он думал.
— Лёся, — нашелся он в конце концов.
— А танцевать ты умел? — Я все пыталась его подловить, но пока никак не получалось.
— Я и сейчас умею, — обиделся Лёсик, — я в клуб на хореографию хожу.
— Ну и кем лучше быть? — спросила я самое главное.
— Девочкой лучше, — шепотом
— Лёсик, — сказала я, — хочешь, поиграем, что ты девочка? Я буду звать тебя Лёся. А все будут думать, что это сокращение от Лёсика. Как, знаешь, Шура — Шурик. Хочешь?
— Да ну тебя! — отмахнулся Лёсик.
Но я не унималась. С тех пор, когда мы встречались во дворе, я звала его, как девчонку. «Лёся! — орала я на весь двор. — На тарзанку пойдешь? А на каток?»
Самым поразительным было то, что он ни капли не смущался. Не понимает, что я его подкалываю? Странный он, этот Лёсик. Не как все. Училки в один голос твердят, что он фантазер, витает в облаках и путает правду с кривдой.
Рядом с крепостью мы слепили большого снеговика, а потом решили построить «Летучий голландец». За пару дней днище было готово, оставались мачта и парус.
— Читал такую книжку — «Алые паруса»? — спросила я Лёсика. — Помнишь, про что там?
— Про то, как девушка на берегу принца ждет. И вот он наконец приплывает, он капитан, и на корабле у него алые паруса. Мы тоже можем такие сделать. Мне мамка кусок свеклы дала снеговикам щеки красить. Можно и парус заодно.
— У «Летучего голландца» парус должен быть черным, — возразила я. — Это пиратский корабль.
— А пусть будет считаться, что свекла черная, — придумал Лёсик.
Мы долепили корабль, Лёсик достал из кармана завернутую в целлофан половинку свеклы, разломил ее надвое, дал кусочек мне, и мы принялись натирать парус с обеих сторон. Получилось неплохо.
— Может, это все-таки «Алые паруса»? — предположил Лёсик.
— А кто тогда Ассоль? Я? А ты капитан Грей?
— Давай наоборот, так интереснее.
— Да ну!
— Увидишь.
— Хорошо, ты Ассоль, — согласилась я.
Ассоль встретила на берегу своего принца, он спас ее, забрал на корабль, и они поженились. Играть, как они поженились, было интереснее всего. Капитан Грей оторвал от земли Ассоль — благо худосочный Лёсик и в зимнем пальто был легче капитана Грея килограмма на три — и понес на руках в загс, который находился в снежной крепости. Там они расписались палочкой на снегу и пошли собирать шишки к праздничному застолью, это были будто бы бочки рома, а заодно и закуска, но тут на балкон вышла Лёсикова мама и закричала:
— Сына! Домой!
— Завтра отпразднуем, — пообещала Ассоль и, высыпав из карманов шишки, помчалась к подъезду.
Двустволка
Старуха Мартыниха жила на первом этаже в подъезде, крайнем к лесу. Во дворе ее дома, пятиэтажки из силикатного кирпича, стояли столики с лавочками. Их было целых шесть, не пожалели досок, сделали на субботнике. Несмотря на
Днем, в рабочие часы, столики тоже не пустовали — оккупировало младое племя. На выщербленной, неровной светло-зеленой столешнице разворачивались фантичные баталии.
Меня лично интересовали не только фантики. Я решила стать серьезным коллекционером. В нашем классе многие что-нибудь собирали: девчонки — открытки с зайцами и переливающиеся карманные календари, мальчишки — марки. Последнее увлечение обрастало дворовым фольклором. Была, например, двусмысленная загадка: чтобы спереди погладить, нужно сзади полизать. Отгадка: почтовая марка.
А я надумала собрать коллекцию заграничных этикеток. Черные ромбики от апельсинов с желтым словом «Maroc» были самой легкой позицией. Этого добра везде завались — у Таньки Капустновой вообще весь холодильник ими облеплен. Далее шли красные треугольнички с долек сыра «Виола». Этикетка тушенки «Великая китайская стена». Распластанные коробки от бульонных кубиков «Кнорр» и сигарет «Герцеговина Флор». Лейбл от папиных джинсов «Фар Вест», привезенных из поездки в Болгарию. Бандероль от гаванской сигары. Наклейка от венгерской охотничьей колбасы. Ярлычок от дедушкиного румынского плаща. Эмблема с упаковки крема «Габи» со слоненком. Обертка от магнитофонной кассеты «Агфа». Боковинки коробок от маминых туфель «Цебо» с фирменным знаком — лодочкой на высокой шпильке.
Я отрывала, отдирала, отлепляла и наклеивала их в тетрадку. Конфетные обертки и вкладыши от жвачек тоже принимались в коллекцию — на нашей дворовой бирже они были не менее ценной валютой.
Однажды мама застала меня за вырезанием товарного знака словенской фармацевтической фабрики «КРКА» с тюбика бабушкиного гидрокортизона.
— Что ты делаешь? — ужаснулась она. — Зачем?
— В альбом заграничных этикеток, — ответила я.
— Не занимайся ерундой! — в сердцах сказала мама.
Я думала, она отберет у меня ножницы. Но она не отобрала. Да и как она могла покуситься на мой атлас мира, самую точную из экономических карт, изданных когда-либо в Советском Союзе.
Когда мы увлекались игрой и слишком громко орали, Мартыниха высовывалась с балкона:
— Черти бешеные! К батькам в гаражи идите. Люди с работы пришли, отдыхают…
Никаких людей, пришедших с работы, у Мартынихи не было — она сочинила эту кричалку сто лет назад и всякий раз к ней прибегала. В четыре часа никто в поселке со службы не возвращался, разве что семья дворников управлялась с делами, да почтальон, да учителя, те, кто на продленке не подрабатывали и кружков не вели. Но учителя жили в другом доме.