Уголовный розыск. Петроград – Ленинград – Петербург (сборник)
Шрифт:
В эту же ночь начальником конного отряда милиции Никитиным был задержан неизвестный, проходивший по проспекту Нахимсона.
Поводом к задержанию послужил крик из толпы, что «это налетчик». Неизвестный бросился бежать и открыл стрельбу из револьвера, однако был настигнут в парадной одного из домов, где был схвачен и обезоружен. У него был отобран револьвер системы кольт. Так как неизвестный был ранен, то он был отправлен в Мариинскую больницу, где вскоре и умер.
Умерший оказался одним из ближайших соучастников Пантелеева, Дмитрием Ивановичем Беляевым-Беловым.
4
На углу Морской и Почтамтского переулка около полудня двумя неизвестными, вооруженными револьверами, был остановлен артельщик пожарного телеграфа Манулевич. Налетчики вырвали из его рук чемодан, в котором были деньги, и приказали под угрозой смерти не кричать и не оглядываться. Налетчики скрылись.
В тот же день около 4 часов дня в магазин, принадлежащий «Кожтресту», на углу проспекта 25-го Октября и улицы Желябова, вошли двое неизвестных и попросили показать им сапоги. Продавщица Васильева одному из неизвестных, одетому в кожаную фуражку и тужурку, принесла ботинки, которые он стал примерять.
Когда уже стали писать чек, в магазин вошел квартальный 3 отделения милиции, который вызвал к себе заведущего. В это же время по лестнице в магазин подымался помощник начальника 3 отделения Бардзай, который, увидев неизвестных, закричал им: «Руки вверх!»
Неизвестные приказания не исполнили и опустили руки в карманы.
Квартальный выстрелил.
Неизвестные тоже открыли стрельбу, во время которой был тяжело ранен Бардзай, вскоре скончавшийся.
Неизвестные, несмотря на отчаянное сопротивление, были задержаны и оказались знаменитыми Ленькой Пантелеевым и его «адъютантом» Дмитрием Гавриковым.
Сразу же после ареста они были заключены в ДПЗ, а потом переведены в 3-й исправдом.
Через три недели после задержания начался суд над пантелеевской шайкой. Они с бахвальством заняли место за решеткой на скамье подсудимых и, посмеиваясь и о чем-то перешептываясь, стали ожидать начала заседания.
Зал Петроградского трибунала был переполнен. Но это была не обычная судебная публика, посещающая процессы. В большинстве это были или мелкие воры, или постоянные посетители «огоньков», и среди них, трусливо озираясь по сторонам, были вкраплены те, кого давно искал уголовный розыск. Вся эта разношерстная публика с подобострастием рассматривала того, который так долго и так много заставлял о себе говорить.
— Он убежит, — говорили они, глядя на независимое лицо «героя процесса».
Говорили об этом не потому, что допускали возможность побега, а потому, что не верилось, чтобы он, Ленька Пантелеев, сдался так просто.
Все меры к предупреждению побега были приняты. Скамья подсудимых постоянно была окружена усиленным отрядом конвоиров. За каждым движением Леньки Пантелеева следили, и, куда бы он ни шел, за ним обязательно шли два конвоира.
Он не мог убежать…
На суде оба они — и Пантелеев, и его спутник Гавриков — признали себя виновными, заявив лишь, что с их стороны не было вооруженного сопротивления при аресте.
Несмотря на все его страшные дела, Пантелеев произвел на всех весьма благоприятное
Когда была организована Красная Армия, Пантелеев поступил добровольцем, был отправлен на фронт, попал в плен, бежал и снова вступил в ряды Красной Армии. Затем он работал в органах Чрезвычайной комиссии, где занимал подчас ответственные посты и выполнял весьма ответственные поручения. Так было до 1921 года, когда он свихнулся. Было ли какое-либо основание, или это были только слухи, но его заподозрили в соучастии в налете. Он был арестован; участие его установить не удалось, его освободили, но на службу, конечно, обратно уже не приняли.
Тут наступил перелом. Пантелеев познакомился с рецидивистом Беловым и выработался в преступника-налетчика.
Долго рассказывал Пантелеев суду о том, как и какие были им совершены налеты. Он ничего не отрицал, но и ничего не прибавлял к тому, что было добыто с тяжелым трудом предварительным следствием. Он лишь не признавал вины в убийстве начальника охраны Государственного банка Чмутова, говоря, что убил его совершенно случайно.
Он, вполне понятно, избегал взять на себя «мокрое дело» и хотел сохранить за собой ореол бандита, но не убийцы.
Пантелеев жаловался, что ему не везло. «Не везло» с точки зрения бандита: там потратил много трудов, а взял на небольшую сумму; в другом месте как будто бы все обстояло благополучно — как, например, в деле налета на квартиру доктора Левина, где была взята крупная сумма, — но испортил дело наводчик, племянник доктора Раев, надувший его и забравший себе большую часть награбленного.
Вообще, по рассказам Пантелеева, «деятельность» бандита — удовольствие дорогое: всюду приходится «смазывать», за дешевку продавать маклакам ценности, содержать несколько квартир. «Неприятностей» не оберешься…
Допрос Пантелеева закончился, и он снова занял свое место на скамье подсудимых рядом с Гавриковым. Цепь, которая была на время допроса снята, снова была скреплена, и Гавриков вместе с Пантелеевым опять были связаны. Заседание трибунала было в тот день закрыто.
Конвой удвоен. Револьверы на изготовку, шашки наголо. И за этой непроницаемой стеной сверкающих кольтов и обнаженных шашек Пантелеев, а за ним и вся его свита выведены были из здания трибунала.
Пантелеев, конечно, не убежал.
Бежать было немыслимо, и, когда за «партией» закрылись тяжелые двери 3-го дома заключения, когда Гаврикова, Пантелеева и других развели по камерам, все успокоилось. Самое трудное сделано. Теперь Пантелеев в надежном месте за решеткой, за многими дверями, за крепкой охраной…
Комендант трибунала, сопровождавший «партию», с чувством исполненного служебного долга возвратился обратно.
Еще полчаса, и в исправдоме все стихло.
Это была памятная ночь — с 10 на 11 ноября 1922 года. Памятная, конечно, для 3-го исправдома, так как в эту ночь свершилось то, что редко случается в исправдомах…