Угрешская лира. Выпуск 3
Шрифт:
– Обязательно буду печатать – и мои, и других наших поэтов.
– Вот и замечательно!
В номере за 11 июня Ярослав поместил стихотворение «Майские звёзды». На следующий день его пригласил к себе в кабинет замполит Щербаков.
– Здравствуй. Проходи и садись, – сказал он, указывая жестом на стул. – Ты молодец, хорошо с газетой управляешься. Медова тобой довольна. Она на днях передаёт дела Пащенко. Уверен, что и с новым редактором ты сработаешься. Газета стала намного интереснее по сравнению с «Коммунаром», все говорят. Твои «Майские звёзды» хороши. Но теперь очень нужно, чтобы ты написал ещё одно стихотворение. Читал сегодня
– Да, конечно.
Ярослав был в курсе последних публикаций, где всячески поносились «враги народа»: бывший маршал Советского Союза Тухачевский, командармы Якир, Уборевич, Корк и другие, арестованные в конце мая и в ходе следствия признавшие себя виновными в организации военного заговора с целью свержения советской власти и установления военной диктатуры, в шпионаже и измене Родине. 11 июня восьмерых «заговорщиков» осудили на смертную казнь и сразу расстреляли. В газетах описывалось всё так правдоподобно: и признательные показания, и сами «чёрные» дела Тухачевского с «подельниками». Но Ярослав не знал, насколько этому можно верить. Не укладывалось в голове, что прославленный со времён Гражданской войны командарм мог совершить такое. О жестоких методах ведения следствия в НКВД поэт знал не понаслышке. В лагере со Смеляковым сидело много «врагов народа», однако никто из них никакой антисоветской деятельностью не занимался.
– Так вот, – продолжил Михаил Петрович, – весь народ возмущён их злодеяниями. Мы скоро проведём собрание в поддержку решения Верховного суда. Напиши-ка к собранию стихотворение. Советую назвать его «Воля народа».
– Я попробую, но не уверен, что быстро получится, – замялся Смеляков, которому очень не хотелось сочинять такое стихотворение.
– Ты, братец, постарайся. Видишь ли, в Болшевской коммуне идут аресты. Там тоже, как выяснилось, есть враги народа. И там собрание пройдёт раньше, чем у нас. Да и тебе самому это важно. Не забыл ведь, за что тебя осудили?
– Вечером засяду, – понял намёк Ярослав.
Он остался, по обыкновению, на ночь в редакции, но откладывал до последнего «заказ» замполита. Сверстал полностью текущий номер, отредактировал несколько заметок в следующий и только потом попытался начать стихи. Но у него так ничего и не вышло. Строки получались казённые, вымученные. Промаявшись до трёх часов ночи, Ярослав уснул тяжёлым сном на кожаном диване ответственного редактора в 13-й комнате.
К собранию стихи написаны не были. Щербаков, узнав, что Ярославу не с чем выступать, укоризненно покачал головой и сказал:
– Ну ладно, напиши после и обязательно опубликуй в газете.
Собрание прошло шумно, руководство коммуны и все ребята, конечно, гневно осуждали заговорщиков. Их слова Смеляков «взял на карандаш» и написал-таки злополучное стихотворение, которое поместил в 21-м номере «Дзержинца». Заканчивалось оно так:
И во веки веков, до скончания мира,не померкнет сияние наших знамён.Будь же проклята ложь тухачевских, якиров,восьмерых уничтоженных нами имён.Ярослав понимал, что написал, наверное, худшие свои стихи, но он не мог не выполнить
Прошло несколько дней. 23 июня в газете «Ухтомский рабочий» напечатали статью с запоздалым выпадом против рассказа «Поражение мастера»: «Газета «Дзержинец» сделала попытку дать «Литературную страницу». Но, по-видимому, редакция не сумела привлечь к газете читателей и ограничилась написанием «рассказа» сотрудника редакции Я. Смелякова. Причём рассказ явно неудачен и по форме, и, тем более, по содержанию».
Ярослав расстроился, хотя это был булавочный укол по сравнению со статьёй Максима Горького «Литературные забавы», опубликованной 14 июня 1934 года сразу в четырёх центральных газетах: «Правде», «Известиях», «Литературной газете» и «Литературном Ленинграде». Там цитировалось письмо некоего «партийца», а вернее – доносчика: «Несомненны чуждые влияния на самую талантливую часть молодёжи. Конкретно: на характеристике молодого поэта Яр. Смелякова всё более и более отражаются личные качества поэта Павла Васильева. Нет ничего грязнее этого осколка буржуазно-литературной богемы. Политически (это не ново знающим творчество Павла Васильева) это враг. Но известно, что со Смеляковым, Долматовским и некоторыми другими молодыми поэтами Васильев дружен, и мне понятно, почему от Смелякова редко не пахнет водкой, и в тоне Смелякова начинают доминировать нотки анархо-индивидуалистической самовлюблённости, и поведение Смелякова всё менее и менее становится комсомольским. Прочтите новую книгу Смелякова. Это скажет вам больше (не забывайте, что я формулирую сейчас не только узнанное, но и почувствованное)».
Слова о якобы беспробудном пьянстве Ярослава и «почувствованном» клеветником «анархо-богемском духе» его творчества и стали первопричиной ареста поэта. Следователь Павловский так и сказал ему на допросе: «Что же ты надеялся, мы оставим тебя на свободе? Позабудем, какие слова о тебе и твоём друге Павле Васильеве сказаны в статье Горького? Не выйдет!» Не мог забыть Ярослав и того унизительного заседания в Союзе писателей, когда собратья по перу в один голос осуждали Павла, открыто называя его врагом. Смеляков отчаянно пытался защитить друга, но все на него так набросились, припоминая ему грехи, что вынудили замолчать и на словах согласиться с общим мнением.
Не получалось у Ярослава вычеркнуть из памяти и вульгарную девку, которая вскоре после того заседания настойчиво приставала к нему в ресторане, пока он несколько раз крепко не обматерил её, сообразив, что она специально подослана с целью его скомпрометировать. На следующий день проститутка подала в милицию заявление, будто Смеляков совершил над ней насилие. Свидетели дали показания в пользу Ярослава, но по кабинетам его потаскали изрядно. Пущенная продажной девкой клевета тогда вконец испортила репутацию молодого поэта в Союзе писателей.
Погрузившись в тревожные воспоминания, навеянные выпадом районной газеты, Ярослав не заметил, как в 12-ю комнату вошла Аня Илюнина с пачкой заметок в текущий номер «Дзержинца».
– Ярочка, ты что такой угрюмый? – озабоченно спросила она, но увидев в руках Смелякова газету «Ухтомский рабочий», всё поняла. – Из-за глупой статьи? Не бери в голову. Нам твой рассказ понравился. И стихи тоже.
– Ты права, пожалуй. Но я больше не из-за этого расстроился. Вспомнил про арест и допросы. Они ведь после статьи были, которую Горький написал. И девку подосланную вспомнил, – признался Ярослав.