УГРО: операция ’Волкодав’
Шрифт:
— А что тут скажешь? — переспросил Фомич. — Мы стояли на стреме, как и сказано. Мимо нас никто не проходил. Может, второй сторож через Косого и Слона прошел? Мы никого не видели.
Верно, может действительно так и было. Но сейчас это уже не важно. Кто-то должен ответить за провал. И стать козырем Борзого на пути к главенству в шайке.
Лохматый не испугался.
— А чего это ты мне предъявляешь? — спросил он и ощерился. — Ты вообще непонятно откуда приперся, я тебя знать не знаю. Первый раз вижу.
Он сплюнул Борзому под ноги. Отвернулся, сказал Фомичу:
— Нахера ты с этой крысой вообще базаришь?
Ну, и отлично. То, что надо. Для того, чтобы встать во главе группы, нет лучшего способа, чем подавить маленький бунт. Борзой достал пистолет из кармана и выстрелил в Лохматого в упор.
Пуля попала бандиту в лысую голову. Фомича обдало фонтаном крови. Лохматый упал на землю, чуть подергал ручками и ножками, да и затих.
— Я задал вопрос, а он на него не ответил, — сказал Борзой и посмотрел на остальных.
Чиж и Фомич отвели глаза, а Топор тоже сплюнул и сказал:
— Ну и правильно. Из-за этой сволочи погиб Шрам.
Оглянувшись на шум со стороны склада, Борзой скомандовал:
— Пошли дальше.
Теперь все послушно тронулся в путь дальше. Это хорошо. Пусть привыкают.
Спасибо Ломову, думал Борзой, пока они шли среди грязных узких улочек. Ты мне расчистил путь к власти в кодле.
— Куда податься? — спросил он на ходу. — У нас есть кто-нибудь, с кем можно скорешиться?
— Есть один, его Шнурок зовут, — хрипло ответил Топор. — Шрам с ним кореш был. Хороший, ровный человек. Авторитетный. Он нас примет.
— Ну и лады, — ответил Борзой и они отправились к Шнурку. — Показывай дорогу.
К ровному человеку они прибыли под утро. Тот жил в отдельной двухэтажной хате. Но самого Шнурка дома не оказалось. Там осталось только трое его подручных.
— А вы че, не слыхали, что ли? — спросил один из них, по кличке Коготь. — Наехали на нас менты, всю шайку разбомбили. Шнурок в бега подался.
— Ну и лады, — сказал Борзой. — А вы чего не побежали?
— А нам терять нечего, — спокойно ответил Коготь, худой, как щепка, сутулый и бледный. Он курил самокрутку. — Пусть псы приходят, попробуют нас взять. Кровью умоются.
Борзой поглядел на него. Духовитый малый, готов к смерти. Такой может стать отличным помощником.
— Тогда вы теперь с нами будете, — сказал он. — Пристегивайтесь или пропадете. Много славных дел провернем. Только чур, уговор, подо мной ходить будете.
Топор в это время лежал у знакомой марухи, лечился. Он возразить не мог. Фомич и Чиж промолчали. Коготь посмотрел на дружков. Потом поглядел на Борзого и поднялся.
— А это уже как Кирпич решит, — сказал он и посмотрел в глаза Борзому. — Он сегодня сходку
Хата Кирпича была слишком мала, чтобы вместить всех участников сходки. Да и оставаться в ней уже было нельзя, после покушения.
Поэтому мероприятие назначили за городом, в одном из дачных массивов недалеко от реки. Дом выстроен на славу, двухэтажный, большой, просторный. Только выйдешь с крыльца и перед тобой с возвышенности сразу открывается панорама реки и город Горький.
Видно место, где Ока и Волга сливаются в один рукав. От крыльца сразу идет луг, на котором обычно пасутся коровы. Он доходит до реки, где летом купаются ребятишки. Вдали стоят другие дома, тоже большие и светлые. Благодать, да и только.
К месту проведения сходки главари банд приехали вечером, особо не таились. Кирпич мрачно смотрел на них через окно. Все пространство перед домом заставили автомобилями. Так и спалиться перед ментами недолго.
Ничего не боятся, думают, что это они короли города. И даже не хотят думать хотя бы на пару ходов вперед. А власти уже наверняка подготовили план, как вычистить Горький от уголовных элементов.
Он уже выяснил, кто покушался на его жизнь. Среди прибывших авторитетов этой сволочи не было. Не приехал, решил не рисковать. И правильно сделал. Иначе Кирпич его разорвал бы на части голыми руками.
Паштета жалко. Они познакомились давно, лет пятнадцать назад. До этого знали друг друга заочно. За время знакомства, переросшего в дружбу, Паштет спас ему жизнь, по меньшей мере, два раза. А еще он был незаменимым помощником. Помнил все, что нужно, всегда мог дать ценный совет.
— Ну, ты как, милый? — спросила Морозова. — Все в ажуре?
Она подошла по привычке сзади, обняла его за плечи, прижалась молодым, горячим телом. Кирпич курил самокрутку с крепким табачком и настороженно смотрел в окно. Он походил на старого матерого волка, глядящего, как волки его стаи собираются в пещере.
— Ничего, разберемся, — хрипло сказал Кирпич.
Потушил самокрутку, окурок хотел спрятать в карман, по старой лагерной привычке. Потом опомнился, подумал, что сейчас находится на воле, можно не экономить на табаке. Хотел выкинуть окурок. А потом еще раз подумал, что от тюрьмы не зарекаются и не стал выкидывать окурок.
Спрятал в карман. Туда же, где находилась заточка.
Обернулся, приобнял Клеопатру, похлопал по тугим ягодицам, сжал их. Клеопатра невероятно чувственная и страстная. Даже в его возрасте, после утренних плотских забав сейчас, вечером, он не отказался бы трахнуть ее. Сейчас бы бросить девушку в постель, сорвать с нее одежду, с ворчанием прижать к себе.