Угроза мирового масштаба
Шрифт:
Впрочем, пустая фляжка довольно красноречиво поясняла, как именно он умудрился напороться — с собой принес. Непонятно только зачем, ну да это не мое дело.
Каждый проводит время так, как хочет, хотя странно, конечно, что он умудрился так налакаться с маленькой фляжки, граммов на двести, не больше. Молодой вроде организм, должен как-то справляться с подобными невзгодами, а тут…
В любом случае, баронессы не было и здесь тоже. Здесь вообще никого не было, кроме этого пьянчуги, а значит и мне тут делать нечего. Пусть приходит в себя, не буду ему
Но только я собрался развернуться, как паренек икнул, дернулся, зацепил ногой фляжку, отчего та загремела по палубе, и это его словно разбудило. Приподняв с рук прилизанную башку, парень обвел окружение мутным взглядом и зацепился за, наверное, единственное, что изменилось тут с того момента, как он открыл флягу — за меня.
— О! П-привет! — снова икнул он. — Как… сам?!
— Пить меньше надо, — вздохнул я. — А лучше вообще не пить.
— С-согласен… — с трудом выговорил паренек. — Больше… никогда…
— И меньше тоже, — усмехнулся я. — Да? Как всегда?
— Всегда… — Паренек неловко развернулся, опираясь на фальшборт разъезжающимися локтями за спиной. — Никогда… Я ник… огда раньше…
— Не пил? — удивился я.
— Аха! — радостно улыбнулся паренек. — Не пил…
Он снова икнул и погрузился в свои внутренние размышления.
Я покачал головой и решил все же оставить бедолагу в покое. Если он действительно никогда раньше не пил, то понятно, отчего его так развезло, но все еще непонятно, зачем он решил начать пить. Обычно люди так делают, когда у них что-то случается, и я — последний в мире, кто полезет в чужую душу в такой ситуации.
Только я собрался развернуться во второй раз, как паренек, заметив мое движение, снова собрал глаза в кучу, сфокусировав взгляд на мне:
— С… стой!
Он неловко дернулся ко мне, будто собирался схватить за плечо через пять метров пустого пространства, и нечаянно задел ногой флягу, которая, радостно прогремев по палубе, выпрыгнула за борт.
— Стой! — снова повторил паренек, но уже фляге: — С… стой!
Прямо на моих глазах он снова развернулся, неожиданно ловко перекинул ногу через фальшборт и… прыгнул вперед — прямо за борт!
Нож в моей руке сгустился раньше, чем я успел о нем подумать. Сгустился — и взрезал пространство, впуская меня в изнанку и замораживая время вокруг.
Я подбежал к корме и выглянул за борт. Паренек уже находился слишком далеко, и у меня не было никакой возможно дотянуться до него, по крайней мере, без того, чтобы упасть самому.
А там, внизу, ведь не только фляга, уже коснувшаяся воды — там еще и корабельные винты! Которые затянут под себя все, и, если не перемелют в кашу, то как минимум — не дадут выплыть, постоянно заталкивая все глубже и глубже под воду!
Я бросил взгляд влево-вправо, пытаясь понять, как же помочь недалекому алкоголику, и в голове молниеносно созрел план действий.
Сначала я вскрыл изнанку, но не прямо перед собой, а чуть сбоку, чтобы разрыв оказался между мной и медной рындой, которая, казалось, сияла даже в этом лишенном ярких красок мире, и
Только вот я прыгал в другом направлении — в направлении зависшего в полутора метрах от фальшборта парня, изо всех сил толкнувшись ногами от фальшборта, чтобы придать себе как можно больше горизонтальной скорости. Сбил его в падении, обхватил, передавая часть инерции и ему тоже, вынося его и себя как можно дальше от винтов, как можно дальше от коварной кильватерной струи…
Я даже успел услышать, как кинжал ударился в колокол, вызывая густой важный «бом-м-м», извещающий всех, кто услышит, о том, что происходит что-то важное.
А потом мы с белобрысым упали в воду…
Холодные соленые волны захлестнули нас с головой.
Перехлесты кильватерной струи схватили меня за ноги, потянули вниз. Я предварительно набрал воздуха в грудь и не сопротивлялся, понимая, что это бесполезно — надо просто переждать, когда корабль отойдет подальше и вода станет поспокойнее…
Я — но не пьянчуга.
Упав в воду, тот начал дергаться и вырываться — наверное, ему с пьяных глаз показалось, что его Кракен схватил. Он дрыгался отчаянно, как муха в лапках паука, раскрывал рот, пытаясь что-то орать, но от того лишь теряя драгоценные запасы воздуха.
Так и хотелось закричать ему «Береги воздух, идиот!», но, если бы я это сделал, идиотом был бы только я сам.
К счастью, вода успокоилась раньше, чем тело белобрысого обмякло и перестало дёргаться. У меня к тому моменту уже начинало жечь в груди, поэтому я выгреб на поверхность, и, подняв голову над водой, выдохнул и снова жадно вдохнул.
Вынырнувший рядом белобрысый — тоже. Его глаза были ошалевшими, как у мыши, которая, проснувшись, обнаружила у себя в норке кошачью семью. Зато, по крайней мере, они больше не были осоловело-пьяными.
— Мать твою! — неожиданно пронзительно заорал он. — Мать твою!.. Мать! Мать!.. Холодно! Почему так холодно?!
— Потому что алкоголь расширяет кровеносные сосуды, повышая температуру тела, — спокойно ответил я. — Поэтому предметы, которых ты касаешься, кажутся холоднее, чем есть. Не надо было пить.
— Да я никогда! Больше никогда! Да нахер надо! — заорал парень, откидывая со лба намокшие и прилипшие белые патлы. — Мать твою!..
За спиной раздались взволнованные крики, а когда я обернулся, то увидел, что на корме собралась кучка студентов, которые показывали на нас пальцами.
Рядом с ними возникли фигуры двоих или даже троих взрослых, и в нашу сторону устремились спасательные круги, привязанные веревками.
Корабль заглушил двигатели, нас вместе с кругами подняли на борт и тут же развернули операцию по нашему отогреву — раздели, предварительно проводив аж в каюту капитана, дали полотенца и теплые одеяла, предложили даже алкоголь, на что мой визави смерил их таким взглядом, что я понадеялся, что он не из огненного клана, а не то остались бы одни угольки от матросов корабля.