Угроза вторжения
Шрифт:
Казан лихорадочно завозил надфилем, время от времени бросая острый взгляд на лежащий рядом ключ Столетова.
— Казан, не валяй Ваньку. Кто это?
— Крот, — сказал тихо, так, что Настя еле расслышала сквозь писк надфиля.
— Крот… Кротов? Тот самый?
— Он, — кивнул Казан, не прекращая работы.
— Не может быть.
— И я говорю… Крот в прикиде лагерном! Быть того не может. Не та масть. Тем более…
— Тем более, что кончили его в девяностом, — подсказал Столетов.
— В восемьдесят девятом, начальник. А фотка свежая. На том свете, видать, снимали.
— Тэк-с! — Столетов
— Господь с тобой, Валерий Иванович! Я медвежатник с нюхом, как лох, на первую кубышку не бросаюсь. А кротовскую даже «под вышкой» не стал бы колоть. Себе дороже.
— Почему?. Мужик деловой был, кубышка имелась. Мог бы разок грохнуть.
— Потом меня грохнули бы. — Он вытащил готовый ключ, стал протирать масляной тряпочкой. — Такие дела, начальник. У Крота не убудет, да ты и сам дознаешься. Слушай, что верные люди говорили. Наехали на Крота один раз, давно еще. До паяльника в задницу дело не дошло. Просто развести попытались. — Он сунул в рот раскрошившуюся сигарету без фильтра, чиркнул спичкой. — Вот. А потом их всех порубали. Топорами, прикидываешь? Двенадцать человек. Без базаров, покромсали — и все. Один успел слинять. Добрался до Ростова-папы, лег на грунт.
— И?
— Через два месяца его голову подбросили на ту хазу, где остальных порубали. Такие дела. Стоит за Кротом кто-то. Хотя Крот, ты же знаешь, у «деловых» первым после бога был. Вот и думай, начальник. — Он протянул Столетову ключ. — Готова работа.
— Сколько с меня? — Столетов полез в карман.
— Обижаешь, начальник. Мы к тебе со всей душой, а ты бабки!
— Не гони, Казан. Я у вашего брата никогда не одалживался. Сколько?
— Как хочешь, начальник. — Казан протер руки ветошью. — Четыре штуки.
— Держи. — Столетов отсчитал деньги, сунул в карман фотографию и встал. — Не прощаюсь, Казан. Соседи мы теперь, зайду как-нибудь на огонек.
— Угу, — тот кивнул. — Одна радость теперь — «важняк» Стольник свалил на пенсию. Отстрелялся, слава тебе господи. — Он небрежно бросил деньги в ящик, еще раз протер пальцы ветошью.
— Это для кого как. Казан. Заведу сейфик с «капустой», тебя позову, как дверь заклинит.
— Заведешь сейфик, я сам приду, начальник! — Казан улыбнулся, сверкнув рядом желтых «фикс».
Только вышли из подвала, Столетов рывком затащил Настю в подворотню.
— Не дыши!
— Ты чего, пап? — Она поморщилась, такой жесткой была сейчас его рука.
Из подвала вышел молодой парень в кожанке, посмотрел по сторонам и, неуверенно оглядываясь, пошел к Лесной улице.
— «Сосед мальчоночку прислал, он от щедрот меня позвал», — прошептал Столетов. — Видала? Старый хрен нам «хвоста» решил навесить.
— Что ты такой злой, папа?
— Я не злой, я работаю. — Он отпустил ее руку. Встал рядом, прижавшись спиной к шершавой стене.
— Это и был урок, да?
— Ага! — зло улыбнулся Столетов. — Хотел тебе преподать, а сам нарвался.
— И какой урок предназначался мне? — Настя зябко передернула плечами.
— В принципе, простой. Если хочешь получить информацию, вцепись в гордо и не отпускай, пока клиент не расколется или не сдохнет. Ухватись
— Жестоко это, папа.
— А иначе нельзя, лапуль. И запомни второй урок: одна ошибка — и ты из охотника превращаешься в дичь. — Он осторожно выглянул на улицу. — Тэкс-пэкс! Малец возвращается. Сейчас доложит, что потерял нас, и получит в ухо. Подождем немного. Если старый хрен сам выползет, плохи наши дела. Значит, я просчитался, пойдет докладывать ворам, что Крот воскрес.
— А кто этот Казан?
— Очень крупный спец. Последний из старой школы медвежатников. Как видишь, точит ключи в подвале. Все старые дружки обросли фирмами, деньги моют. А брать нельзя, порежут. Сейчас же все «под крышей» сидят, замучаешься на разборки ходить. Да и зачем сейфы колоть, когда деловые сами по тридцать процентов в месяц откидывают. Да, пока не забыл. — Он достал из кармана два ключа и зашвырнул их подальше во двор.
— Зачем? — удивилась Настя.
— Я еще не впал в маразм, чтобы медвежатнику ключи от квартиры заказывать! Милая, я же знаю Казана. Видела, как работал? На образец только посматривал, в тиски вместе с болванкой не зажимал. Этот леший отмычку к любому замку сделает, если ключ хоть раз видел. А если в руках держал, то и подавно. Даже через год тютелька в тютельку выточит. Мастер! Таких скоро не останется.
— Интересно.
— Дальше будет еще интереснее. — Он погладил Настю по щеке. — Вляпались мы, девочка. Тебя отговаривать, вижу, без толку. Вон, уже бесенята в глазах запрыгали.
— Пап, это из-за меня. Я думала, он из политических…
— Думала! А нюх зачем? Ладно, я тоже хорош, — махнул он рукой. — Казан будет молчать. Пока, во всяком случае. Не сможет он рассказать никому, не сдав себя. Это хорошо. Учись, дочка, пока я живой. Имей убийственный компромат на каждого, и ты будешь жить долго и счастливо. — Он опять выглянул на улицу. — Порядок!
— Чисто?
— Ага! Сейчас пойдем. — Он повернулся к ней положил руку на плечо. — Настюх, обещай не делать глупостей. Из этого дела надо выходить. Но осторожно. Я на днях уеду. На неделю-другую. Тебя перепоручу одному человеку. Ему можно доверять.
— Пап, сенсация пропадает! — простонала Настя.
— Глупая! — он сжал ее пальцы, и она невольно поморщилась. — Работать можно только под прикрытием, если хочешь остаться живой. Забудь о «четвертой власти», общественном мнении и прочей муре. В стране идет гражданская война. И вашу братию используют, как пушечное мясо. Информация — товар и оружие одновременно. Либо ты ее продаешь, либо ею убиваешь… Решай сама, как ты ее используешь. Потому что, не дай бог, за тебя решат другие.
— А ты не накручиваешь?
Он усмехнулся, это выражение она переняла у него.
— Нет, лапа. У меня нюх. — Он провел пальцем по ее носу. — А твой курносик только сопли гонять умеет. Выходишь из дела?
— Нет. — Она упрямо, как делала в детстве, покачала головой. Челка упала на глаза.
— Эх, пороли тебя мало. — Столетов провел пальцами по ее лицу, убирая волосы. Сердце опять зашлось от боли.
— Сам знаешь, совсем не пороли. — Она потерлась щекой о его ладонь. — Ты пальцем ни разу не тронул и матери не позволял.