Угрюмое гостеприимство Петербурга

Суздальцев Степан Алексеевич

Вполне возможно, думал Андрей Петрович, уже сейчас она принимает меры, чтобы избавить свою семью, а заодно и весь Петербург от молодого маркиза Редсворда.

Вряд ли кто-нибудь станет жертвовать интересами государства ради прихоти — даже ради прихоти княгини Ланской. И все же она может устроить нечто более изощренное, более коварное. Выставить Ричарда человеком бесчестным, опорочить его доброе имя — это, бесспорно, низко. Но ради своей семьи Марья Алексеевна пойдет на это: князь был в этом уверен.

И что же в таком

случае предпринять?

Как защитить молодого наивного мальчика от грозящего ему позора?

За позором следует унижение. А за унижением стоит бесчестие. Ричард скорее умрет, чем позволит себя опорочить.

Это необходимо предотвратить.

И единственный, кто может это сделать, — его отец.

Да, думал Суздальский, пора герцогу Глостеру наконец выйти на сцену.

В конце концов, это Уолтер украл у Володи его жену. Это Уолтер держал сына в неведении всю его жизнь. Это Уолтер позволил сыну поехать в Россию.

«Я запретил ему ехать, но он ослушался меня», — вспоминал письмо герцога Андрей Петрович. А неужели нельзя было ограничить свободу сына экономически? Кто мешал ему перестать высылать Ричарду деньги? Кто мешал ему написать в письме правду о его происхождении?

Но Уолтер не сделал этого.

«Ведь слишком трудно признаться собственному сыну в своем позоре. Для наших детей мы всегда должны быть святыми. Однако всегда ли? А если речь идет об их безопасности? И о безопасности своих близких. Сохраняя молчание, позволяя Ричарду оставаться в России, Уолтер подвергает опасности не только его, но и моего сына, — думал Суздальский. — Почему я должен рисковать своим сыном только из-за того, что какой-то человек, пускай это мой близкий друг, в малодушии своем не решается признаться в своих грехах родному сыну? Тем паче что этот сын был плодом этого греха!

Какого дьявола я должен подвергать опасности Петра Андреевича?!

Он, черт возьми, мой родной сын!

Умереть ради друга — благородно.

Пожертвовать своим единственным ребенком ради чести друга — глупо, хоть и отдает романтикой. Но романтика эта уже изрядно покрыта плесенью!

Если Ричарда обругают, а это рано или поздно произойдет, Петр Андреевич вступится за него.

Но он не военный, он почти не умеет стрелять. И он погибнет на этой дуэли.

Мой сын погибнет из-за того, что мой друг не нашел в себе мужества рассказать своему отпрыску тайну его рождения.

Да я в пыль сотру и герцога, и всю Британию!»

Андрей Петрович был в ярости.

Но он понимал, что сам во многом виноват в этой истории. Ведь это он потребовал от сына уберечь Ричарда от дуэли.

Ради дружбы, ради былых обещаний — старый князь презрительно улыбнулся.

«Похоже, годы берут свое, — подумал он, — у меня совсем помутился рассудок.

Я старый дурак, раз позволил себе толкнуть моего единственного ребенка на дуэль ради спасения

репутации человека, который не больно-то ей дорожит.

Женившись на „Хелен Смит, девушке из народа“, Уолтер не думал о своей репутации. Он думал лишь о собственных чувствах.

А мои чувства, чувства отца, — это почему-то в расчет не идет».

— Довольно, Уолтер, — мрачно произнес старый князь. — Пора признаться в своих грехах и покаяться. Не должны другие расплачиваться за них кровью.

Он сел за стол и начал писать письмо, адресованное герцогу Глостеру.

Кончив, он перечитал его и запечатал.

Андрей Петрович уже хотел кликнуть Луку, но снова задумался.

А ведь он-то виноват не меньше самого герцога. Ведь это он скрыл правду от петербургского света. Он столько лет хранил в тайне эту историю. И теперь, когда истина стала известна всем, он винит во всем своего друга.

А пострадает-то Ричард. Бедный мальчик, он ведь ни в чем не виноват. Его не спрашивали, хочет ли он родиться на свет от этих родителей. Его вообще не спрашивали, хочет ли он родиться. Он благородный и образованный юноша. И, как любой другой в его возрасте, он влюбился. Но, как назло, влюбился в дочь злейшего врага своего отца.

«И ведь это я, — думалось князю, — потворствовал Ричарду. Это я привез его в Москву и после пришел с ним в гости к Марье Алексеевне. Это я способствовал развитию их любви, любви, которая не может закончиться удачно… закончиться. — Князь снова улыбнулся. — Все дело в том, что эта любовь закончится. Иначе история повторится.

Однако не слишком ли поздно я пытаюсь все исправить? Ричард уже влюблен.

Нет, слишком поздно будет, когда я буду стоять над гробом своего сына. Я не могу этого допустить».

Князь убрал письмо для герцога Глостера в конверт, прижег его сургучом и приложил фамильной гербовой печатью. На фамильном гербе когда-то доблестного воинского рода был изображен волк. Это животное олицетворяло всю сущность Суздальского нрава.

Волк — это тихий обитатель русского леса, живущий по законам леса и свято охраняющий эти законы. Каждый охотник знает, что волк, если он сыт, никогда не причинит вреда человеку. Но спаси Господь того безумца, который посмеет посягнуть на священное волчье логово, ибо ни ружья, ни храбрость, ни сам дьявол его не спасут.

Глава 12

Визит чуждого влюбленного

Чем жарче пламень, тем он глубже скрыт.

Уильям Шекспир

Пришел декабрь, и зима наконец-то получила законное право пронзить морозом и ледяным ветром русскую столицу.

В то утро княжна Мария Михайловна Ланевская сидела в гостиной совсем одна и писала портрет Петра Андреевича Суздальского — она уже в тысячный раз писала его и всякий раз выбрасывала, сделав последний штрих.